любую рану, кроме вырезанного узора. Нож все еще достаточно острый, чтобы легко рассечь кожу. Из-под него каждый надрез ложится на свое место, буквы послушно встают одна к другой, будто петли в вязании. Яра нарочно делает узор самым простым, «ключ» читается почти легко для привычного глаза, когда она снегом стирает набежавшую кровь. Потом неудобно разворачивается, прислоняясь лбом к стволу осины, на которую все это время опиралась, и делает первый надрез на коре. Из раны постоянно течет кровь и капает на снег внизу, мажет осиновый ствол, из-за нее ручка ножа скользит в пальцах, но Яра пока не чувствует боли, только зимний холод и жар магии. Над головой тяжелое светло-серое небо, а вокруг только белый снег и белые стволы.
«Странно, куда делись ели, Лес всегда начинался с ельника» – мелькает в ее голове заполошная мысль.
Кровь, такая яркая и красная жалит глаза, все плывет, будто в дымке, и темнеет по краям. Яра режет, с силой нажимает на нож, проводит одну линию по несколько раз, чтобы рисунок был глубже и четче, чтобы каждую букву в слове «замок» было видно издалека, еще с моста, чтобы всем, кто придет за изнанкой и за Лесом, было ясно, что они опоздали.
Яра вынимает нож из коры и ждет. Она держит окровавленную ладонь прямо на дереве, прижимает прямо в центр колослова и дергает за разрыв в изнанке со всей силы, хватает его крепко всей своей волей и тянет на себя, пока магия не потечет по ней как ручей. Ничего не происходит, и в первую секунду ее ударяет паника, руки обессиленно падают, и сама она, кажется, вот-вот упадет в испачканный красным снег.
«Замок» перед ее глазами расплывается, она смахивает глупые бесполезные слезы, а в следующую секунду в голове ее взрывается что-то большое и злое, мир падает и сжимается.
Яру трясет от нервов и холода, хотя вены ее полны не крови, а магии, и она ощущается лавой в самом сердце земли, плавленым золотом, стеклом, и жидким, и острым, и невыносимым. Восемь лепестков волшебного узора накладываются друг на друга и сворачиваются в бутоны, прожигают ей роговицу под веками и разворачиваются во фракталы, во всю ширь ее сознания, так далеко, как она никогда не смогла бы вообразить. Ее опрокидывает в Лес разом, без всплеска, только круги разбегаются в месте ее падения. В земле, под настилом из травы и сухой листвы лежат кости животных и кости людей, чутко прислушиваются, не свернет ли кто с тропы, не наступит ли кто на них, чтобы, когда солнце опустится за горизонт, вылезти из земли, собрать на себя что было обглодано, растащено, украдено, и украсть у другого, еще живого и теплого. Корни сосут из земли жизнь и магию, и то и другое бьется в каждом и во всех, как сердце и как прибой; и одной волной на другую, внахлест сбегает по земле туман, который и не туман-то вовсе, а в нем, по нему, из изнанки, толчками вытекает ничто и становится всем.
Лес выталкивает Яру с размаху и бьет об реальность, кидая на снег, где ее хватает только на то, чтобы смотреть в темнеющее небо и дышать.
***
Леша открыл отчет, пролистал вниз до конца документа