что в этих стенах приняла православие и принесла его на Русь.
Княгиня Ольга была здесь осенью 957 года, стояла прямо тут, на этом полу, касалась своими руками огромных колонн, дивясь великолепию, а рядом стояли император Константин и патриарх Феофилакт и во все глаза смотрели на женщину, приехавшую к ним с другого конца света по меркам того времени.
Я представляю, как гордая Ольга слушает предложение императора Константина о замужестве, звучавшее в этих стенах. Как она чуть наклоняет голову, касается руки императора и отвечает ему – да, но сначала мне нужно принять православную веру, окажите мне честь быть моим крестным отцом.
И каким обескураженным было лицо Константина, когда он, повторив свое предложение уже крещеной Ольге, услышал в ответ тихое:
– Разве же крестный отец может вступать в брак с дочерью своей?
И всесильному императору Византии нечего было возразить.
Больше тысячи лет назад жила княгиня Ольга, а этот храм ее помнит – где-то под сводами хранит звук ее голоса, что звучал здесь вечность назад.
Но если бы я его услышала – вряд ли смогла бы разобрать слова.
За тысячу лет изменилось многое, даже русский язык.
Лишь Святая София не меняется и помнит всех, кто входил в ее стены.
Например, легата папы римского, что в этих стенах летом 1054 года вручил патриарху отлучительную от церкви грамоту, и самого патриарха Михаила, не стерпевшего оскорбления и предавшего анафеме послов.
Тогда, тем жарким и пыльным летом, ни патриарх, ни послы еще знали, что их взаимные оскорбления навсегда расколят христианскую религию на православие и католицизм.
Старый собор помнит этих гордецов, их резкие, переходящие на крик оскорбленные голоса тоже прячутся где-то там, в закоулках под сводами храма.
И его, Мехмеда Фатиха, тоже помнит – стремительные шаги, звуки первого намаза, и – восхищенный блеск глаз, что смотрели на уже тогда старинные фрески.
Он не был варваром, султан Мехмет, у него была душа не только воина, но и поэта, он понимал прекрасное и запретил своим янычарам касаться мозаик и росписей, повелев лишь закрыть изображения штукатуркой – и тем самым сохранив их для потомков
В Софии мне лично всегда становится жутко.
В этом соборе я физически чувствую Время – стремительное, беспощадное, холодное Время, уносящее в небытие сильных мира сего, не оставляющее от мнящих себя великими ничего, кроме воспоминаний.
Но я туда все равно захожу – я хочу, чтобы мудрая София и меня запомнила.
Несколько слов о Влахернской церкви
Все, кто едут в Стамбул, бегом бегут в Святую Софию и сразу начинают восторгаться – старейший храм, как он прекрасен и все такое в этом духе.
Есть такое явление – обязательное восхищение признанным мировым шедевром, тем более включенным в ЮНЕСКО, и никуда от этого не уйти.
Я против храма этого ничего не имею.
Большой, фрески древние красивые.
Историческое