от дочери, держась за голову. Через некоторое время Евгения услышала громкий голос отца. Он распевал песни. Кричал во всё горло. Было слышно, как бьётся посуда, как ворчат слуги. А потом песни закончились, и послышался сильный грохот. Отец упал посреди столовой и захрапел.
Евгения спустилась вниз, тормошила отца. Велела убрать подальше все настойки и вина, запереть их, чтобы отец не мог до них добраться. Всё было сделано по велению купеческой дочки.
Пётр Николаевич так и спал на полу. Евгенька сидела рядом с ним. Когда отец проснулся, встала перед ним на колени и попросила спасти Ивана.
Отец лишь кивнул, велел приготовить ему лошадь и, не сказав ни слова, отбыл.
Прошло два дня. Евгения сходила с ума от неизвестности. Ходила к кузнице, стучала в окошко домика, где Иван проживал с отцом. Но не было там никого.
Когда вернулась домой, ей передали письмо от Марийки, дочери Сапожникова и сестры её несостоявшегося мужа.
Евгения только начала читать, как тут же отбросила от себя письмо, а потом велела служанке, которая прибиралась в гостиной, сжечь его немедленно.
«Из-за тебя погиб мой брат… Так прими же его предсмертные муки и погибни его невестой…»
Эти слова звучали в голове Евгении много лет. Что дальше было в письме, она не знала. Хватило первой строчки.
Через два дня прибыл отец. Он прямиком отправился в комнату дочери. Было раннее утро. Вошёл без стука, чем напугал Евгеньку.
– Забирай своего кузнеца… Если бы я так не любил тебя, ни за что не пошёл бы на поводу. Мне теперь отмыться от сплетен надобно.
– Где? Где он? – спросила Евгения.
– В повозке. Делай с ним всё, что хочешь, но домой не тащи. Он в таких условиях был, как бы заразу не принести в дом. Иди с ним куда хочешь. Всё равно ни один уважаемый человек после такого на тебе никогда не женится. Я помогу чем смогу. Но особо не рассчитывай на меня. Не нужно было и затевать это всё.
Евгения прямо в ночной рубашке побежала на улицу. Приблизилась к повозке, приподняла покрывало, и от увиденного её стошнило.
На лице Ивана не было живого места. Кожа стала такой, словно её полосками отрывали, а потом на место прикладывали. Одет он был в тряпьё. И под клочьями рубахи лоскутами свисала кожа.
Евгения несколько раз пыталась посмотреть на кузнеца, но всё время отворачивалась, и всё выходило из неё.
Оглянувшись, увидела отца. Тот смотрел на дочь пристально.
Евгенька подошла к Петру Николаевичу, ноги дрожали, заикалась.
– П-па-пе-нь-к-а-а, ра-д-ди б-бо-ж-ж-же-ньки, п-по-мо-ги-те-е.
– Я уже помог чем мог. Любишь – ухаживай, спасай. Не любишь – оставь его там. Он без заботы нежилец. Исполосовали его знатно. Мне пришлось грех на душу брать, доказывать, что живёт он в моём доме. Сказал, что ради памяти его отца, ради памяти боевых подвигов Евграфа Силантьевича приютил бедного сына. Сапожников же пожелал мне смерти мучительной. А тебе безбрачия на веки вечные. Так что вот так, лисонька моя… Вот так… Я могу вас