что с ним трепаться? Рёбра посчитать – и вся недолга! – крикнул Молнезар, распаляя самого себя.
– Ты хоть до десятка досчитаешь-то, счетовод? – отозвался Горчак.
Молнезар начал багроветь.
– Ах ты, мездник паршивый! Продажная шкура! Придорожник оборватый! Выродок! – прошипел он, делая шаг вперёд.
Было видно, что в бой он особо не рвался, с радостью позволив Дубыне себя опередить.
Медведь неуклюже наклонился, протягивая лапищи, какими в самую пору гнуть подковы. Бить сухощавого наёмника он не собирался, хотел поставить его торчком да встряхнуть пару раз, чтоб спесь выбить. Горчак не дал до себя дотронуться, уцепил два пальца Дубыни и вывернул их, добавив с носка под рёбра. Увалень тяжело рухнул в шиповник, обдираясь о колючки.
Молнезар, не прекращая ругаться, кинулся спасать сотоварища, но с дивной ловкостью ухитрился пропустить вперёд лопоухого Корса. Тот с разбегу налетел на выставленную ногу Горчака и скомкавшись, с жалобным воем покатился по траве. Молнезар отпрыгнул и закрутил кудрявой головой вправо-влево, приговаривая:
– А-а-а… Так ты вот куда долбаешь, змеиное отродье!
Пока он искал какое-нибудь орудие, Дубыня очухался и, рыча как самый настоящий медведь, выломился из кустов. Горчак и не думал подниматься. Он вцепился в шевелюру здоровяка и дёрнул. Дубыня плюхнулся брюхом на подставленное колено и кубарем перевалился под ноги зевакам. Мужики, увидев, что Молнезар выломал палку из плетня, неодобрительно загомонили. Разрешив ухватить себя за руки, парень принялся с яростью вырываться. Дубыню держали семеро. Корс уже тихо повизгивал, закатившись в кусты.
Горчак, не дожидаясь, когда уляжется сумятица, встал и отряхнул штаны.
– Злыдень треклятый… – хрипел Молнезар. – Встретимся ещё! Посчитаемся!
Милена хмурилась, Горчак погрозил ей пальцем.
– Вот так вот. А я говорил: осторожнее надо со Злыднями.
***
Во дворе было шумно. За накрытым полотном строем столов сидел едва ли не весь деревенский люд, от только-только надевшего порты отрока до седобородого старца. Кому не хватило места на лавках – толпились вокруг.
Венд, староста деревни, наряженный по случаю в лучшую свою одежду – бордовый жупан с серебряным пояском, благодушно поглядывал по сторонам маленькими глазками. Деревенский кузнец Барвин, отец Молнезара и вендов шурин, чьё слово в деревне было вторым, наоборот, гоношился, махал руками и вертел острой рыжей бородёнкой во все стороны.
– Полкняжества! С брёху сказано! – кричал он. – Ни единого разу не слыхал, чтоб хоть какой богатырь такую плату получил. Если б князь половины владений своих расточал на все стороны, то сам уж на клочке сидел бы, трикраты меньше нашего Затона. Знамо дело: слагают зазывалку для прикрасы, чтоб людей вовлечь соблазнами.
– Так что, по-твоему, болтает князь? – ровным голосом спросил староста Венд, поглаживая круглый живот.
– Не