Ни в одной про иголки с нитками не написано.
Милена хихикнула. Горчак подошёл к Молнезару, пнул сапогом в щит.
– Ты железок куда столько набрал? На войну собрался? Хлеб ты чем будешь резать? Топором рубить? Из вас хоть кто-нибудь огниво с трутом взял?
– Я взяла! – отозвалась Милена.
Горчак перекинулся на Дубыню:
– Ты жратвой мешок набил, а миску, ложку и кружку в бою будешь добывать? Котелок есть у кого-нибудь?
– У меня есть, – опять сказала девушка.
– Значит так! – Горчак глубоко вздохнул. – Жду всех здесь. Кольчуги не брать, еды – на три дня пути, книги выкинуть. Всё ясно? Из деревни ещё не вышли, а я уже злиться начинаю.
Пристыженные парни, понурившись, побрели обратно в деревню, только Милена осталась на месте. Горчак осмотрел её вещи. Хитрая девка захватила даже лопатку, моток верёвки, рыболовные крючки и леску. Кроме того, она взяла колчан со стрелами и лук в узком кожаном чехле.
Когда Горчак, не сказав ей ни слова, отошёл и уселся на свой мешок, Милена спросила сладким голоском:
– Надеюсь, наш воевода не забыл про карту?
Горчак выругался про себя: о карте он не подумал.
– А вот я не забыла, – девушка опять улыбнулась и протянула ему мягкий пергамент телячьей кожи.
Горчак развернул его и ахнул. Это было изделие настоящего мастера, на которое потрачен не один день кропотливой работы. Тонкое перо вырисовало извилистые берега Адунда. Лазурные ленточки рек бежали от бурых гор, стольный град Детинец сиял золотыми крышами.
Горчак опустил взгляд ниже, и тяжёлые воспоминания обрушились на него, как пятисаженный меднолобый таран на дубовые ворота крепости. Полесье, где, возле безымянной речушки он рубился по колено в кровавой воде, не чувствуя искалеченную ударом топора руку. Вежское Поле, широкая равнина на северной границе Фольверка, где против князя Ладомира выступила самая многочисленная за всю историю рыцарства армия, от флагов и ярких попон рябило в глазах, но, когда они сошлись, всё стало серо-бордовым – даже небо. Места, где он побывал, и в которых побывать мечтал, проплывали перед глазами наёмника, оживлённые рукой умелого художника. И Горчаку стало казаться, что не карта лежит на его коленях, а живое существо, мудрое и всезнающее.
– Я тут начертила дорогу, – сказала Милена, поглядывая на изменившееся лицо Горчака. – Мы с отцом так на ярмарку в Детинец ходили, когда на большаке неспокойно было. Обогнём озеро, потом правее возьмём, там через Рямы тропа есть. Ну, и дальше – на север, через лес. Я знаю кое-какие дорожки. С опушки – уже на большак. До столицы дня за четыре доберёмся.
Их Затон, маленькую деревеньку в три дюжины дворов, затерянную на южной границе княжества, обозначал крохотный, с божью коровку, домик.
– Откуда у тебя она? Никогда не видел, чтоб на карте был Затон.
Милена пожала плечами.
– Это я рисовала. У отца полно старых карт в сундуке припрятано, я и решила нарисовать одну, большую.
Горчак качнул головой, и вновь посмотрел на пергамент, где Милена наметила путь.
Между