ислам не нашел места на семейных книжных полках.
Когда уже мне в универе читали историю религии, мне хотелось почувствовать от ислама какое-нибудь генетическое покалывание в сердце, но все было выбито дворовым атеистским детством и одним несчастным случаем, который заставил меня смотреть на Аллаха по-своему.
Несчастный случай произошел со мной именно тогда, когда хамливая субстанция без царя в голове должна была вскоре начать взрослую жизнь. Вместо того чтобы расти, я постоянно скатывался куда-то вниз, впутывался в передряги и, не успевая выбраться из одной, попадал в другую. Я бы погиб, наверное, в какой-нибудь «героической» драке или свалившись с какой-нибудь крыши, но высшие силы, которым я оказался для чего-то нужен, пробили мне голову и оставили без зрения, вложив в освободившееся место способность критически мыслить и анализировать. Жестокий метод применила судьба, но он сработал. Мне неудобно жить, но, возможно, это было лучшее, что судьба смогла придумать для моего воспитания. Кстати, когда я это понял, мне стало гораздо легче.
Катя сказала, что свой бог есть внутри у каждого, но снаружи он у всех один, и не важно, как мы его назовем. Это я слышал от православной гречанки, а греки, как нам рассказывали в универе на истории религии, до сих пор верят в Зевса.
Катя предположила, что парни будут еще долго отсыпаться, и позвала меня сходить куда-нибудь поесть. Я был рад такому предложению – мне нравилась ее компания.
Пока мы ехали с ней в такси до ее излюбленного hidden place, она спросила, есть ли у меня девушка. Я ответил, что нет, и задумался, и ей, наверное, показалось, что она перегнула палку. На самом деле я просто вспомнил единственную девушку, которую любил. С ней мы так и не были близки, хотя дружили, а потом и встречались с седьмого класса и до самой аварии.
Ее звали Маша, мне до плеча, ладная, сексуальная. Смуглая, с огромными голубыми глазами и гладкой бархатной кожей. С Машей никогда не было скучно. Она хотела быть всем и всегда, успеть все и везде, в ней искрила любовь к жизни и новым приключениям, вокруг, где была она, всегда было много света и тепла. Мы были хорошей парой. Когда гуляли, она клала руку мне на попу и говорила, что обожает мой нос.
Но она не смогла справиться с собой, со мной и свыкнуться с мыслью, что ее Рамиль никогда больше не будет тем Рамилем, которого она знала. Я вмиг стал для нее совершенно чужим. Да я и сам не хотел никого брать с собой в долгое и неизвестное путешествие, уготованное мне судьбой, не хотел чужих подвигов. Мне предстояло жить слепым, и надо было самому как-то справиться с этой мыслью.
Я столько раз вспоминал наш с Машкой последний разговор, что выучил его наизусть. Забытые реплики я заменил на близкие по смыслу и прокручивал ту беседу десятки раз, как проигрывают интересное место на кассете.
Она зашла ко мне домой тем летом, перед одиннадцатым классом. Мы сидели на кухне, и все было невыносимо неловко.
– Не хочешь