что способна вместить невместимое.
– Об орясину осел топорище точит, – начинала Ксеня, и Оксанка подхватывала:
– А факир, выгнав гостей, выть акулой хочет, – и шевелила губами, вспоминая названия двенадцати пар черепно-мозговых нервов, зашифрованные в смешном мнемоническом стихе: ольфакториус, оптикус, окуломоториус…
За зачет по височной кости Ксеня получила пять, Оксанка – четыре, потому что все-таки перепутала пары нервов и забыла какую-то трещинку, но Ольга Николаевна все равно отметила, что Оксанка превзошла саму себя.
Оксанка пыталась таскать Ксеню по музеям.
– Ты же не питерская, – удивлялась она Ксениному равнодушию, – я когда переезжала, список составила, смотри, – она вынимала из-под корсета сложенный листок бумаги, – Эрмитаж, Русский – эти я еще летом обошла, в одном только Эрмитаже можно неделю провести, не вылезая. Но дворцы, – Оксанка мечтательно закатывала глаза, – Меншиковский, Мраморный, Инженерный, неужели не была ни разу? – И, не дожидаясь Ксениного ответа, продолжала: – Я бы жила в Меншиковском, там такие интерьеры, такие будуары!
Ксеня представила себе Оксанку в таком «будуаре».
– А еще пригороды, – воскликнула Оксанка, – ездить не переездить.
Ксеня не переставала удивляться, почему Оксанка, с ее страстью к живописи и дворцам, к архитектуре («Ты только посмотри, это же раннее барокко!» – Оксанка останавливала Ксеню посреди улицы и восхищалась рюшечками на фасаде) оказалась в медицинском университете, и, главное, как она поступила на бюджет.
– Повезло, – беспечно махала рукой Оксанка. – Я в Питер хотела, в какой вуз – все равно. Мама говорила: в Питере жить будешь как в музее, так что в музейный поступать необязательно. Иди в такую профессию, чтоб прокормила. И чтобы замуж выйти. – Оксанка интимно понизила голос: – Я же никому не признаюсь, тебе первой: я скатываю богически.
– Скатываешь? – не поняла Ксеня.
– Ну, списываю. – Оксанка положила одну руку на грудь, а второй приподняла подол пышной юбки. Мелькнула подвязка чулка. – Считается, что на вступительных списать невозможно, да?
– Ну… да. – Ксеня была ошарашена. Списывать на экзамене представлялось не только технически невозможным: ей бы в голову не пришло, что на это вообще можно решиться.
Оксанка торжествующе кивнула:
– Вот пусть и дальше так считается.
Разговор был закончен, но с тех пор у Ксени внутри поселился крошечный червячок. Нет-нет да и царапала ее мысль о том, что Оксанка, которую она привыкла считать поверхностной и непостоянной, способна на обман. Ксеня вспоминала счастливое Оксанкино лицо после зачета по височной кости. Она же может напрячься и выучить!
Мелькала сеточка чулка, рука гладила грудь с почти непристойным кокетством. Ксеня морщилась. Ну и какой врач получится из… такой вот Оксанки?
– А тебе самой замуж хочется? – спросила как-то