приедете. А когда летом бегал тут, радовался; я все говорила, добегаешься ты, Владимич, скачешь с тротуара на тротуар, а он отмахивался и смеялся: теперь я буду жить вечно, с Ксенечкой-то.
Оказалось, дед давно водил знакомство с Самсоновой и часто на завершающем круге пробежки заглядывал к ней в кабинет на чашечку кофе.
– Иногда даже не заходил, – всхлипнула Самсонова, – я ему… в окно. – Она показала рукой на широкий подоконник. Ксеня представила, как дед в синем костюме стоит снаружи и смеется, протягивая руку.
Дед оставил Ксене квартиру и немного денег.
Дата на завещании значилась на пару лет раньше даты Ксениного переезда в Питер. В завещании дед верно указал Ксенины фамилию-инициалы, паспортные данные, адрес регистрации и фактического проживания, то есть адрес материнской квартиры в Мурманске, и даже их городской телефон. Он знал! Откуда? Не иначе мать солгала о том, что не разговаривала с ним в течение двадцати лет.
Оставалось соблюсти формальности. Самсонова подсказала Ксене, какие документы подписать, как переоформить коммунальные платежи.
Ксеня стала полноправной хозяйкой дедовой квартиры.
И кота.
Она вспоминала, как в первые дни кот изучал ее. Как будто оценивал, годится ли новый человек для важной миссии – чесать котовую башку.
– Междуушье, – смеялся дед, – там чеши, и Парсек твой навеки.
– Почему Парсек? – удивлялась Ксеня. Дед пожимал плечами.
– В первые пару дней, как я его принял, был Амплитудой, потому что носился туда-сюда. Потом мне знающие люди на его хозяйство указали, – дед кивал неопределенно в сторону котового хвоста. – Ну а так, если поглядеть, как он то тут, то там… Вот смотришь на него: кажется, он в том конце коридора, и вдруг – раз, оказывается, он все это время у твоих ног. И ведь уверен, паршивец, что все обращается вокруг него. Люди спорили веками, Земля ли вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли, а кота единицы измерения времени и расстояния, похоже, не волнуют: есть еда – он тут как тут, хотя до того мог быть на том конце вселенной.
Осенью Парсека, как и всех домашних животных, нужно было поставить на учет. Еще летом готовили специальный законопроект – в числе многих – для защиты населения.
– Защиты! – дед грозил в окно костлявым кулаком, – видал я их защиту. Комендантский час ввели, так мне в лучшее время на пробежку не выйти.
В самом деле, в августе по распоряжению губернатора города ввели «небольшой» комендантский час – с полуночи до семи утра. До семи утра из дома можно было выходить только по специальным пропускам. Кульчицкий любил бегать рано: летом мог встать и в пять утра, к осени время пробежки сдвигалось на шесть, ну а зимой, когда все одно – темень, нежился в кровати до семи-восьми часов.
Кульчицкий не включал телевизор, и Ксеня, которая за годы привыкла к тому, что в материнской гостиной ящик не замолкает ни на минуту, отдыхала от постоянного потока новостей, рекламных роликов