рома. Есть?
Он щурится, отчего веки, густо подведённые чёрным, соединяются, почти скрывают светло-серые, едва ли не бесцветные, глаза.
– Ром? – я уточняю.
Отступаю, чувствуя замешательство.
И давно забытое удивление.
– Ага, – он соглашается, протискивается в холл. – Алабай? Уважаю, всем собака собака.
Собаке, которая, кажется, от не меньшего удивления на задницу опускается и голову на бок озадаченно склоняет, Йиржи беззаботно подмигивает, поворачивается ко мне и нос указательным пальцем глубокомысленно скребет.
– Понимаешь, у меня оказия жизни: тёмный ром закончился, а светлый остался. Светлый остался, но вот не подают его уважающие себя люди к сигарам. С коктейлями подают, а с сигарами никак. Мои же гости дорогие требуют к сигарам ром. И где, по их хорошему мнению обо мне, я должен достать тёмный ром в середине ночи?
Йиржи печально разводит руками.
А Айт, видимо, проникаясь сочувствием, душевно фыркает, ложится степенно. Признает, что разбудили и пришли по делу важному, а потому визит уместен.
И гость не раздражает.
Не вызывает желания выставить взашей.
У меня.
Поэтому против логики дверь за ним я закрываю и в сторону погреба разворачиваюсь, сообщаю через плечо:
– Ron Barcelo Imperial Premium Blend. Сгодится?
– А то, – Йиржи присвистывает восторженно, – миль пардон, моя Магдичка в доме свистеть не разрешает, но… подобное сокровище… И что, правда, десять ящиков?
– Семь, – я усмехаюсь.
Включаю свет, который заливает переделанный в винный погреб подвал, освещает каменную кладку стен, ромбы дубовых полок с винами и мои ящики рома, что кажутся здесь, на состаренной плитке пола, чужеродными.
– Мощно, – Йиржи одобрительно прищёлкивает языком, оглядывает богатство дома жадно и чуть ревниво, – не хуже, чем в моём «Аду».
– Где?
– «Ад», – он повторяет с удовольствием, обходит помещение по периметру, разглядывает, – бар на улице Либушина. Моя гордость и позор моей Магдички. С открытием моего детища, она уверилась окончательно, что я заблудшая и пропащая душа. Впрочем, это не мешает моей Магдичке меня любить и откармливать пирогами. Ужасная женщина.
Ужасается он наигранно, возвращается ко мне и, приседая, верхний ящик, где осталось не больше трех бутылок, рассматривает.
Стучит по одной из них ногтем.
Осведомляется:
– Один пьешь?
– Две бутылки хватит?
– Поня-я-ятно, – владелец «Ада» выпрямляется, кивает, чуть подумав, согласно. – Хватит. Сколько?
– Нисколько, – я отрезаю.
И возражать он не спешит, закрывает рот, прячет бумажник. И в бесцветных глазах мелькает удивление, что беззаботную улыбку с лица стирает, меняет тон на серьёзный:
– Йиржи Варконьи помощь никогда не забывает, а ты мне помог, – он ударяет не больно кулаком мне в грудь, – значит ты мой друг и желанный гость в «Аду». Приходи.
– Приду, – я соглашаюсь.
Провожаю обратно до дверей.
А новый друг Йиржи останавливается