тканями пеплонов. Детей не было вовсе, лишь изредка попадались молодые юноши и девы. Все мужчины были понуры, а женская половина населения оживлённо переговаривалась, от чего единый гул слившихся голосов был высоким, даже отчасти визгливым.
– Не ловили изменников давненько, – слышалось с одной стороны.
– И поделом, – неслось с другой, – знать место своё мужчина должен.
– А то, что возомнили они себе? Кто мнение и желания их вообще спрашивает? – слышал юноша сзади.
Инохий сразу догадался о предстоящем. Он почти никогда не слушал глашатаев на площади, поэтому не был в курсе городских новостей. Когда-то он понял, что эти постоянные сообщения в течении целого дня для всенародного внимания имеют мало общего с происходившем на самом деле в стране Атлантиидов. Вот он и перестал их слушать. Сегодня на площади будет публично наказан один из неверных мужей, уличённый в измене. Не желая задерживаться на площади, он постарался не угодить в плотный поток людей, оказавшись на примыкавшей к площади недалеко от входа на рынок улице. Юноше всегда было безумно жалко таких мужчин, ведь их лишали мужского достоинства, причём прилюдно. В очень редких случаях, когда жена такого преступника общественной морали при всём честном народе прощала того, то исходя из обстоятельств измены и по желанию толпы, такого изменника могли отпустить, при условии, что в следующий раз его сбросят со скал на утёсы внизу на корм крабам.
Юный отпрыск знатной титаниды быстро миновал по краю площадь и вошёл на уже открытый рынок, продираясь сквозь людей, идущих навстречу. Он почему-то был уверен, что, если Эхотея здесь, она не пойдёт глазеть на это изуверство. Где-то в глубине души его сверлила мерзкая мысль, что он может ошибаться, и эта прелестная рабыня на самом деле такая же мужененавистница, как и подавляющее число женщин страны, вдруг она так же считает, что мужчина-атлантиид, если он не воин, то всего лишь осеменитель, годный только на потакание любым капризам женщин. Он непроизвольно стал глазами выискивать в толпе редкие тёмно-серые с чёрной окантовкой пеплоны рабынь, всматриваясь в их лица.
– Если так это, – думал Инохий, защищаясь от толчков встречных женщин, – то в жизни окончательно разочаруюсь, и делать тут нечего мне…
Эта жуткая по своей сути мысли, внезапно показалась юноше спасительной, неким выходом из той обречённости будущего, которое его ожидало. Он внутренне был не согласен с устройством жизни, точно не мог это сформулировать своим молодым умом, но чувствовал, что здесь что-то не так, что-то неправильно, так не должно быть. Люди не вещи и не скотина. Должно быть различие между кувшином и живым человеком. Когда-то в детстве, учителя его убеждали, что раб тем отличается от атлантиида, что не способен мыслить и чувствовать, как он. Такое, утверждало воспитание, невозможно, ведь раб уже рождён рабом, и его суть – работать во благо своего господина, он равен