за ним ходил. Не по тем дорожкам.
– Чепуха всё это, слова одни!
– Конечно, слова. А как без слова? С него всё началось. А Бог, сынок, Он сам нас найдёт, ты только сердце приготовь, чтобы оно для милосердия билось.
– Где, оно – это ваше милосердие? Где это ваше хваленое милосердие?!
Он одержимый бедой, бил святыми словами наотмашь, разуверившись во всём. Иван уставился в потолок. На губах застыл третий вопрос, самый острый и страшный.
– Где этот ваш…
Старчик закрыл ему рот маленькой, сухой ладошкой. И тихонько запел:
«Во Царствии Твоем помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем.
Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное.
Блажени плачущии, яко тии утешатся.
Блажени кротции, яко тии наследят землю.
Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся.
Блажени милостивии, яко тии помиловани будут.
Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят.
Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся.
Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царствие Небесное.
Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради.
Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех».
И как-будто бы кто-то невидимый взял его злобу, взял Иванову черную беду двумя руками, сжал покрепче и приподнял легонько так, над головой. И она, беда эта Иванова, вдруг стала чем-то инородным, существующим островком вне его самого и этого странного старика. Да, кто он вообще есть, что обладает такой силой? Мысли его постепенно стали путаться, глаза закрылись и он задышал легко и ровно, забывая обо всём.
– Вот и поспи, Ванюша, поспи. Слаб ты ещё, мил человек, со своим злом тягаться. Всему своё время. Довольно каждому дню своей заботы.
Глава 4
Кошкин медленно передвигался по кабинету, давая тем самым возможность посетительнице прийти в себя. Следователь не любил эпатажных людей. На них приходилось тратить в несколько раз больше времени, которое у сыщика было на вес золота.
Дама неопределенного возраста в огненно-красной юбке и такого же цвета, спускающихся ниже пояса бусах, нервно поправляла рыжие волосы. Своим присутствием она, непостижимым образом заполнила весь кабинет. Пальто Эмилия Хлебникова оставила при входе на вешалке, шарф ядовито зеленого цвета там же на стуле. Сумку, напоминающую торбу разместила слева от Кошкина, а сама уселась справа. У Степана Кузьмича от неё уже рябило в глазах. Всё бы ничего, но в звуковом плане происходила такая, же вакханалия. Дама вздыхала, охала, принялась было рыдать, но наткнувшись на холодный взгляд Степана Кузьмича, передумала.
В течение этого часа Кошкин знал про эту Хлебникову практически всё, и ничего из того, что ему бы хотелось, он не услышал. Разговоры о тетке, прекращались на полуслове.
– Эмилия Генриховна, вас назвали в честь вашей тёти?
– Возможно, такое редкое и пронзительное