простите?
– Это если кратко и точно.
– Чьего мозга?
Дама, отодвинувшись от Кошкина, забарабанила тонкими пальцами по краю стола. Красные браслеты застыли в вертикальной позиции. Только один, самый тонкий, отделившись от остальных, завис над запястьем.
– Моего разумеется.
– Поподробнее, пожалуйста.
Она взяла со стола дырокол и стала пробивать дыры в мифическом документе.
– Это долгая история.
Степан Кузьмич, глядя на её старания, подумал, ну, хоть что-то.
– Я никуда не спешу.
– Да это совсем не интересно.
– И всё же.
Хлебникова оставила в покое дырокол и стала наматывать длинные пряди рыжих волос на тонкие пальцы. Браслеты ожили.
– Понимаете, она просто ненавидела, поедом ела.
– Вас?
– Ну, причем тут я.
Эмилия Генриховна замолчала, ушла в себя, достала из своей сумки – торбы носовой платок, всплакнула. Кошкин с ужасом подумал, что сейчас начнется следующий акт драмы под названием «трагедии неординарной Эмилии Хлебниковой».
– Да, как она могла?
Женщина замахала платком, кивая головой и всхлипывая.
– Я просила её как человека. Нет, я её умоляла оставить его в покое. Какое ей дело, в конце-то концов!
– А тетушка не унималась.
– Какое там… старая ведьма! Она одолжила ему большую сумму денег на длительный срок.
Степан Кузьмич не видел в этом теткином поступке ничего предосудительного.
Чуть было не спросил: «В чем подвох?» Хлебникова опередила его. Она как-то сразу поникла, сложив выразительные кисти на колени.
– Вы понимаете, он вложил их в дело. А она… Непостижимо, чудовищно… через два дня Эмма потребовала их обратно. Бессердечная!
– Ну, подождите, так сразу и бессердечная. Она же пыталась ему помочь, следовательно, ей было его жалко.
– Я вас умоляю, тётя Эмма не знала такого понятия, как жалость. Она ненавидела его. С такой своей надменной улыбочкой. Я говорила ему, я предупреждала. Вы знаете, он прекрасный человек и так пострадал из-за неё. Эмма добилась, чего хотела.
– Но они, же родственники.
– Как бы ни так. Никогда она не породнится с обычными людьми. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Знаете, как она его называла? Безродный Эдя.
Брови следователя взмыли домиком, округляя глаза. Называть своего внучатого племянника Леонида каким-то Эдей.
– Почему Эдя?
– Потому что он – Эдуард. Ну, что вы так удивляетесь, Эдуард Петрович Хлебников, мой бывший муж.
Вот тебе неожиданный поворот, получите товарищ сыщик нового подозреваемого. А кто сказал, что эта рослая, крепкая, энергичная дама не решила отомстить ей сама. И точно в подтверждение его мыслей Эмилия Генриховна твердым голосом произнесла.
– Больше замуж я не вышла. У меня было много предложений, но я однолюб. А потом мне кажется, что Эмма извела бы любого.
– Почему?
– Как бы вам это объяснить.