Сьена, я в порядке. Туси, не робей, а я вздремну немного…
Улыбнувшись, Сьена укрыла Княгиню пледом, провела лёгкой лапкой по её волосам. Робеть птицедевочка и не думала, но ей было неведомо, как это – тусить. Вот если б госпожа приказала сходить на разведку – другое дело…
***
Мирьям проснулась в ночи от собственного крика – гортанного, мучительно долгого. Ночной воздух был теплым, но женщину бил озноб. Лунный свет озарял пещеру, и Мирьям казалось, что она тонет в невесомом прохладном серебре, сама становясь легче ветра, чтобы бесшумно бежать над спящей землёй. Поджарые шерстяные лапы, пробуя свою силу, покогтили каменный выступ у края пещеры – Мирьям вздрогнула, осознав их своими, но тут же рассмеялась: ведь это лишь сон, она проснулась во сне, бывает же такое! А если лунная тропа ей только снится, не будет худа от прогулки по ней.
Горы, исхоженные вдоль и поперёк, открылись взору Мирьям – а более того, нюху! – будто в первый раз. Небеса были усыпаны звёздами, словно шоколадный торт сахаром; под ними смолисто пахли пихты и сосны, можжевельник и лавр, а к терпкому теплу древесных нот то и дело примешивался пушистый душок мелкой живности. Интереса ради Мирьям пошла на зов запаха и вскоре спугнула зайца, дремавшего под кизиловым кустом. Удивительно, чего только не случается во сне!
Тремя петлями горного серпантина ниже светилось одинокое окно. Мирьям смутно вспомнила, что там должен быть аул, в котором когда-то жила странная девушка по имени Мирьям. Лапы сами понесли её вниз, навстречу уюту печных дымков и нежной кислинке скотьего приплода.
В жёлтом квадрате окна маячил одинокий мужчина. Мирьям застыла у забора, пытаясь сообразить, почему он не кажется ей чужим, но собачий лай помешал ей додумать. Лай ширился, срывался на вой, но затихать и не думал. Загорелись соседние окна, совсем рядом раздался грохот, а вслед ему ругательства, меж которыми чуткий слух Мирьям уловил стальное клацанье ружейного затвора. Мирьям сорвалась с места.
***
Утро над руинами крепости святого Михаила было строгим и хмурым. Серые небеса одаряли землю скупым дождём. Хмуро и строго было на площадке, где горел огонь: ритуал начинался.
В серых одеждах, вышитых золотом и серебром, в полынном венке вышла к костру Осенняя княгиня. Двигалась она медленно, с трудом волоча за собой плетёную корзину, полную прошлогодних сухих листьев и мёртвых бабочек. Это если смотреть простым взглядом. Если глянуть по-особому – становилось видно, как тяжёл груз несбывшихся надежд и навязчивых страхов, горьких обид и болезненных ссор, туманной тоски и бессильного одиночества. Не самой Княгини, конечно же: листья и бабочки тихо умирали прошедшей осенью в лесах и парках, у заброшенных трамвайных путей и покинутых домов, со снежным ветром и талой водой впитывая в себя веяния человечьих чувств.
Сьена издали глядела, как изящные руки её госпожи, звеня браслетами, откинули