зрители. Голосуют рублём. Вот в эти два ведра… – он показал на два пластиковых ведра: одно красного, другое зелёного цвета. – Кто из участников наберёт бОльшую сумму, тот забирает всё. Проигравший горько плачет и посыпает причёску пеплом.
Зал оживился. По столам прокатился смех, зашумели разговоры, девицы соскочили с мест и засуетились возле стойки. За стойкой орудовал малый очень похожий на Тимура. Только помоложе и, конечно, не такой красивый. Скорее всего младший брат. Он ловко раздавал коктейли в высоких бокалах. В воздухе запахло Голливудом. Самое время было появиться мощному, в чём мать родила, Шварценеггеру, который подходит к младшему брату и произносит механическим голосом: – Мне нужна твоя одежда…
Но никакой Шварценеггер, конечно, не появился, только вломилась в зал какая-то запоздалая парочка. Тимур помог мне подключить гитару и объявил публике: – Итак, право открыть поединок предоставляется Тимуру Герцони, то есть мне.
Он пробежался пальцами по струнам и всё сразу стало на свои места.
– Консерватория, как минимум… а может и Гнесинка… – обречённо подумала я. – Вот же, блин, до мажор! Понятно, кто здесь выиграет. Придётся всего лишь за косарь два часа тут корячиться…
Тимур взмахнул головой, его вороной хвост написал в воздухе чёрный басовый ключ и… Нет, он всё правильно делал. Как учили. Попадал во все ноты, правильно брал дыхание, рыдал там, где это требовал цыганский фольклор, фальцетил в меру… И, вообще, всё было очень прилично. Вполне на уровне тех лакированных, добротно обученных исполнителей, которым несть числа, и они неотличимы друг от друга.
– Ну что ты тянешь, как радио? – возмущалась наша преподаватель вокала Анна Михайловна Кривозуб. – Ведь слушатели сейчас нижнюю челюсть вывихнут! Где во всём этом Катя Кирюшкина? Я слышу всего лишь среднестатистический женский вокал, который присутствует в нашей жизни уже, как фон. Под него можно корчевать пни, лепить пельмени и бегать трусцой. Он безлик, а значит пошл! И это не искусство!
Тимур – этот глянцевый красавец – пел, как «радио». Плевать ему было на случайное цыганское счастье, на скрипучие кибитки, на костры и вечную «дорогу длиною в жизнь». Он пел: – «Ми-ми-до-ля-соль-ля-фа-ми-соль…». А надо было: – «Мохнатый шмель, на душистый хмель…».
Девицы хлопали нарочито щедро, показывая, что аплодисменты – вещь лимитированная, и на мою долю их уже не хватит. В красное ведро Тимура Герцони полетели бумажки с изображением российских городов и посыпалась мелочь. Я поняла, что в моё зелёное полетят скомканные салфетки, а вместо аплодисментов меня ждёт долгое издевательское «У-у-у-у…». И побредёт восходящая звезда русского романса Катя Пуаре, как оплёванная – без денег, без славы и уже без чувства собственного достоинства.
И тут меня пробило, как током: – Да ведь такой сценарий был известен заранее! Ну, и гад же этот Герцони. Решил за счёт меня лишний раз пропиариться. – я обозлилась. – Вот же