как вставать на лыжню. Аня с силой толкала тело вперед, наслаждаясь тем, как оно ее слушается – такое бывало у нее до сих пор только с пальцами, во время занятий музыкой, а теперь все тело будто превратилось в гибкие, послушные пальцы! – и одновременно наливаясь, как темной водой, непривычной усталостью. Ноги уже начинали порядком болеть, ступни сводило, в груди покалывало – но нет, нет, она ни за что этого не покажет, она не станет слабачкой в глазах тех двоих – Аурики в рыжей шапочке и Бера с его зеленым рюкзаком – которые бегут сейчас впереди легко и свободно, как звери.
«Бродят бешеные волки по дорогам скрипачей…»
Интересно, и пианистов тоже?
Только тогда уж не бешеные. Вон как они замедляют ход, приноравливаются к ней, поджидают. Думают, глупенькая Аня ничего не заметит. Ну ничего, это в первый раз, с непривычки, а уж потом-то… Уж она-то…
Аня бежала на лыжах сквозь живую пушистую завесу, по следам звериным и человечьим – и сама едва верила тому, что все это происходит с ней.
…Когда Аня дома объявила о том, что собирается брать уроки игры на гитаре и будет для этого ездить в другой район города каждое воскресенье – бабушка, конечно, разворчалась для порядка, но неожиданно быстро согласилась. Музыка, видно, и правда казалась ей чем-то вроде защиты от всего «ненормального и неженственного», угрожавшего любимой внученьке со всех сторон – и она была только рада, что Аня нашла себе еще одно занятие в этом же духе. Знала бы она… Но, разумеется, Аня и не собиралась ее просвещать.
Папа, услышав про новые уроки, только хмыкнул – и неожиданно снял с гвоздя свою собственную гитару. Ту самую, синюю и блестящую, со стильным вырезом на боку и встроенным усилителем, которую он брал на фестивали! У Ани аж дух захватило. Она была уверена, что папа выдаст ей старенькую гитарку, которая давно валялась в чехле на шкафу, и никто к ней не прикасался – то ли там усилитель было никак не поставить, то ли гриф рассохся, то ли еще что… А тут!..
Аня с восторгом схватила синюю красотку, живо представив, как она придет к Борису Михайловичу на первый урок и с шиком достанет ее из чехла. Борис Михайлович небось тоже ждет, что она явится с какой-нибудь учебной чепуховиной, вроде той, что на шкафу. А она-то как даст!
Но тут же в душе у нее что-то почти неощутимо, но неприятно защекотало: она вспомнила сказочный инструмент самого Бориса Михайловича. Смуглую гитару-испанку, пахнувшую солнцем и специями, искры ее голоса, рассыпавшиеся в воздухе, звучавшие органом под пальцами Баха…
Она осторожно – так, чтобы не заметил папа – принюхалась к синей гитаре. Гитара ничем не пахла – только, пожалуй, немного металлом, от усилителя и новых струн, которые папа поставил, готовясь к очередному фестивалю. Аня зажмурилась – ей не хотелось разочаровываться. Может, она просто не чувствует. Или гитары пахнут только у крутых музыкантов. Или просто инструменту надо разогреться. Вот начнет Аня играть на ней, заниматься – и синяя гитара тоже запахнет специями, и голос ее начнет рассыпаться искрами и снежинками, и…
А можно ли играть Баха – с усилителем?
Когда