и болезненные – не заставили меня сдаться. Синяки и ссадина сойдут. Твердость останется.
– Скажу начистоту, сэр, – ерзаю на стуле, откладываю ложку в сторону и прямо смотрю в его серые глаза. – Мне было очень больно, это правда. Ощутив вкус крови, я осознала, что без следов не получится. А раз так, я могла бы поставить под сомнение все ваши действия.
Кособокая попытка сгладить углы. Говорю ровно, стараясь, чтобы голос не дрожал. Рик слушает внимательно, но на непроницаемом лице эмоций не разобрать.
– А потом вы позаботились, принесли лед, – прибавляю воодушевления. Рик обретает заинтересованный вид, одна бровь скользит вверх, словно неподконтрольная общему каменному спокойствию. – Тогда я поняла, что вы выбрали пощечины не просто так и по пустяку не стали бы наказывать меня настолько сурово.
Правдами и неправдами показываю, что я доверяю и продолжу доверять. От мысли, что он сейчас прикажет собрать вещи, бросает в пот, душу захлестывает отчаяние. Нет, он не может вот так меня выкинуть!
– Я тебя обманул, – раздраженно плюхает ложку в пиалу. – Ты понимаешь, что это повод расторгнуть соглашение?
Тревога щекочет в затылке, ползет змеей по позвоночнику и обвивает талию. Майка облепляет вспотевшее тело. Нельзя. Не могу лишиться его поддержки. Только не сейчас, когда уже наверняка убедилась, что выдержу все испытания и дойду до конца любой ценой.
– Я не хочу расторгать! – вырывается само и грубее, чем планировалось. Пытаюсь смягчить: – Сэр, я не уйду. Мне некуда возвращаться!
Ненужная патетика режет слух. Рик молчит. Смотрит в тарелку, не ест. Слушает. Ощущение, что это мой последний шанс уговорить его. Решаюсь.
– Если подумать, к чему я вернусь? – слова вырываются скороговоркой. – К неудовлетворенности, пустоте и бесцельному прозябанию? Так и останусь никчемным насекомым? Вы поступили по правилам. Наказали за провинность. Не мне выбирать, какой будет кара.
Выдыхаю. Конец тирады. Все сказала. Теперь решение за ним. Смотрит на меня, и лицо искажается в ехидной, жестокой улыбке.
– И ты готова к тому, что я забью тебя до смерти? – говорит будто на полном серьезе. Чувствую, как на голове шевелятся волосы, пальцы сами начинают выстукивать нервную дробь по столешнице. – Меня никто не остановит. В бункере, о котором никто не знает и как ты входила – не видел. Где ты – твои жидкие друзья не беспокоятся, а ключ от твоей халупы у меня. Ничего так перспективка?
Говорит слишком правдиво – в желудке поднимается цунами, мокрые ладони сжимаются в кулаки. Я ведь уже отвергла такой вариант – очень хотела верить, что Рик собирается помочь. Но раз спрашивает, значит, думал об этом? Или просто подначивает? Нарочно сгущает краски? Расшатывает нервы, чтобы проникнуть под панцирь, вгрызться в живое.
– Вы специально меня пугаете, сэр, – произношу тихо с недоверчивой улыбкой. Но этого мало. Если рвать, то сразу, с мясом, а не отколупывать по кусочку. – Если я безнадежна, вы ведь сами можете расторгнуть соглашение?
Мгновение