подбородком.
Перед ними, где частокол толстых кипарисов почти скрывал белую балюстраду, стоял ослик. Рядом худенькая девочка, высунув от усердия язык, штриховала по листу на мольберте. Коста хотел посмотреть, но его провожатая, улыбнувшись девчушке, свернула в небольшой парк – Коста помнил, он назывался Итальянским, из-за высаженных здесь лет двести назад пиний. По тропинке через мир, пахнущий хвоей, они вышли на лужайку. Две беседки, разделенные дорожкой, стояли на ней, обе оплетал плющ и в каждой помещался стол. Коста остановился и даже не зафиксировал момент, когда исчез его Вергилий в накрахмаленном фартуке.
Во главе стола одной из беседок расположился Эмин. По правую руку его сидели лысый толстяк и поджарый загорелый блондин с какими-то очень светлыми глазами. По другую сторону стола – колоритная парочка: полный господин в белом костюме, то и дело промакивающий платком плешь, и девица лет двадцати, самой выдающейся составляющей которой была грудь – два огромных шара затмевали в хозяйке все остальное. Стул слева от Эмина оставался свободным.
В беседке напротив, отделенной дорожкой, сидел Зудин. Антон глядел исподлобья, и судя по воспаленным глазам, мучился тем же недугом, что и Коста. Но в отличие от него был чисто выбрит. Коста вскинул брови – он-то не сомневался, что перебравшего гуру книголюбов погрузили вчера в машину и отправили в Ялту. Дальний конец Зудинского стола упирался в заросли. Там, на табуретке притулил свое тощее тело актер Григорий Олушин, одетый сегодня по-человечески: в темную майку и джинсы. Желтые патлы были стянуты в йоговский пучок на макушке. Держался скромником, опустив глаза долу, как в храме.
На столах кроме фруктов, вина и воды ничего не было.
«Так себе завтрак», – подумал Коста, хотя и не был голоден.
– А вот и Коста, – Эмин сдержано улыбнулся и представил сидящих за своим столом.
Он никого не запомнил. Какая-то неестественность была в происходящем. Сосредоточиться получалось плохо – в голове ворочались тяжелые льдины и мысль петляла меж ними, рискуя быть вконец затертой. Сделав над собой усилие, Коста пришел к выводу, что самая большая странность заключалась в присутствии Зудина. Для чего он здесь и почему нет, например, Соколова?
– Коста, садись, – пригласил Эмин.
Коста взглянул на свободный стул рядом с дядей. Затем – на места за соседним столом. Встретил злой взгляд Зудина. Но никого ближе, чем Антон, даже с непонятной ненавистью во взоре, у Косты здесь не было. И он сел напротив критика, отметив, что Эмин с легкой улыбкой наблюдает за его выбором.
Ветки раздвинулись, на поляне возник Исмаил, облаченный во все черное, как и вчера.
– Антон, это Исмаил, – негромко сказал Эмин. – Мой помощник. Он немой. Не говорит с тех пор, как упал в детстве в горную дагестанскую реку.
Ни на кого не глядя, Исмаил опустился на стул рядом с Зудиным. Зудин отодвинулся.
– Как вы считаете, Антон, три миллиона евро – это много? – спросил Эмин.
Зудин устало потер