открытых машинах, только черного цвета, ездила охрана за членами Политбюро, за маршалом Жуковым и другими охраняемыми лицами. Вместе с Батицким на своей машине поехали в Алешинские казармы и мы с Москаленко. Забрали, посадили в машину Батицкого Берию. Москаленко побрезговал его в свою машину сажать. Конечно, нас сопровождала уже проверенная и надежная группа ареста.
Перед тем, как отправиться за Берией, Москаленко велел мне проехаться по разным маршрутам, выбрав наиболее безопасный. Что я и сделал. Так что все прошло без задоринки. Когда мы въехали в палисадник штаба ПВО, Баксов и прочие сопровождающие окружили машину, открыли дверку. Берия вышел, сразу вскинул голову и увидев шпиль высотного здания на Котельнической набережной, закрутил головой по окнам штаба, видимо, соображал – что это за тюрьма. Он знал все тюрьмы Москвы, но не эту.
Все окна штаба со стороны двора закрасили. Штабисты высказывали недовольство, мол, как мы будем работать. Батицкий рявкнул – включайте свет. В коридорах заранее были выставлены офицеры штаба ПВО, создана рота внешней охраны. В этой роте готовили солдатскую еду. Приходил врач, снимал пробу, после чего майор Михаил Хижняк получал харчи для Берии и относил в бункер. Берия стал отказываться от еды, объявил голодовку.
Его все время навещал врач, полковник медицинской службы Охлобыстин Иван Иванович. Батицкий предложил давать подопечному уколы глюкозы. Нигде об этой не писалось и не говорилось, потому что это вроде нечеловеческое отношение. Делали уколы несколько дней. Берия взмолился:
– Ви меня так всего исколете, хорошо, я буду есть.
Стал принимать пищу, но жаловался:
– Что ви мне принесли? Сухая картошка, эта треска, которая мне надоела. И что, нет хотя бы помидоров, я бы взял один, выдавил был бы сок, и хоть поел как следует.
Мы доложили по инстанциям. У Берии была конфискована сберегательная книжка, на которой лежало 800 тысяч рублей. Стали с этого счета выплачивать нам командировочные, с этого же счета давали нам с Мишей Хижняком деньги, и мы ходили в магазин покупать Берии сыр, колбаску, масло сливочное, сахар. Таким образом, рацион Лаврентия Павловича улучшился. С этого счета я даже однажды умудрился купить бутылку коньяка.
У Миши Хижняка все было за семью печатями. Он комендант настоящий, ответственный, он ночи не спал, но выполнял все досконально. Получая еду для Берии, он перебирал ложкой всю картошку (вилку, естественно, Берии не давали), перебирал треску, выбирал все косточки. И вот однажды в картошке нашел иголку. Обычную иглу с маленьким кусочком нитки. Что делать? Писать рапорт, доложить начальству? Я говорю:
– Слушай, Миша, поднимется страшный шум, но что это даст? Он что иголкой может убить кого-то или себя?
А главный наказ Хижняку был – отвечаешь за жизнь Берии головой. Он во что бы то ни стало должен дотянуть до суда. Сам погибай, но его сохраняй. Так инструктировали и всех, кто участвовал в содержании и охране Лаврентия Павловича.
– Ставим на этом крест, –