с тополей ветка неслась быстрее любого коня. Иногда взгляду представали кольца жутких водоворотов. Но даже их сносило, и потому казалось, что река спокойна. Только коряга – корень свёрнутого сто лет назад дуба – торчала мерным знаком по центру реки. Вокруг коряги скопился островок из глины и камней.
Малко знал эту стремнину, а Свенельд видел только лосную пелену воды. Её жилы то разбухали, то морщились, дробя зелень тополей в зеркале. Лживо спокойная зыбь.
– Кто дальше в реку зайдёт, тому Ящер не страшен! – вещал Владимирко. – Владыка вод в каждой капле живёт. Будь она росой, кровью или струёй хмельной – одинако всё пронзает владыки взгляд.
А Малко искал взгляда Хельги, но она теперь не смотрела на него. Ей было интересно, почему боль так мало значит, а смерть значит всё? Сегодня утром у неё начались крови, и белый плат, которым укрыли её голову и плечи, расшитый коловратами, казался ей гнусной шуткой. И взгляд Малко во время приступа женской боли только злил её. Всё равно он испытывал боль реже, чем она. И от этого ему не будет оправдания теперь, если он не выдержит второй бой. Подумаешь – одолеть боль! Ты иди одолей страх!
А тем временем Свенельд разделся донага и ступил в воду. Сначала ил успокоил его – где он, там тишь. Но зыбь дна быстро уступила чистому песку, и твёрдая глина насторожила. Он зашёл по живот и вдруг пошатнулся – течение ударило по голеням. Тут же отступило. Вослед неслась задорная ругань древлян:
– Смотри карасям икру не попорть! Они в дерьме не плодятся.
Собака лает, конь идёт. Свенельд зашёл по грудь, и уже было ясно, что каждый шаг даётся боем. Коряга в центре реки, на которую шёл Свенельд, почти не приблизилась. Он понял, что надо плыть. И отпустил дно.
Его тут же понесло вбок, как щепку. Коряга начала уноситься в другую сторону. Свенельд всё гуще забирал руками. Боль в ладони унялась от работы.
Он вспомнил отца – как тот учил его плавать зимой. Сам прыгал со льдины на льдину в шведском море, хохотал. А шестилетний Свенельд срывался со льда в воду, хлебал солёное крошево, но упорно выбирался на следующую льдину, с которой уже успел спрыгнуть отец. Свен Рыжий манил и задорил, сухой и довольный, а его сын барахтался в бездне меж двух льдин, карабкался на очередную. Соскальзывал, оставлял ногти в стылой корке, в крови, лез, плыл… И всё же поборол. Свен Рыжий оставил колючий жаркий поцелуй на его щеке в тот день.
Теперь викинг с усмешкой смотрел на плотину, что маячила вдали пёстрыми лентами. Его несло в узкий коридор из речного сора, веток и целых стволов. Её соорудили бобры вместе с естественным контуром берега. В центре её была дыра от мощности потока. Течение превращалось там в кипящую воронку с остриями ломаных сучьев и штырями коряг на дне. Самое опасное место реки древляне почитали как божество, лентами обвязывали прибрежные ивы. Угодить в эту дыру – тем пугали детей сызмала.
Свенельд, стесавший не одно весло в северных морях, дважды тонувший в шторм среди