нет! – возражал старый мохнатый воин. – Они там и ромейского бога пустили, капища ему строят, и варяжских посадников в ближние грады сажают. Всему миру служат. Разве в этом правда?
– Вот и рассудим, как перед чурами на духу, – кивал Владимирко, выхаживая петухом.
Наконец, явился князь с огнищанами, Малко с Хельгой, укрывшей голову белым платом, и варяги. Асмунду было лучше, лихорадка прошла, но он остался в шатре. Свенельд говорил с ним утром, однако тот ничего нового не сказал. Выследил-де Хельгу, а потом стрелу получил в бок. Ни с кем по дороге не ссорился, да все кругом гуляли, следить некому было за ним. Выходило странно.
Тучный Воеслав изнемогал от жары, и без лишних слов велел суду начаться. Владимирко и двое седых жрецов обошли Малко со Свенельдом, объявив условия суда.
Им предстояло два испытания – заглянуть в глаза Огню Сварожичу и поклониться Ящеру. Огонь Сварожич был верхом, небом, тёплым сухим светом. Ящер царствовал во влажной тьме ниже земли.
– Сперва иди к Огню, ты, старый! – один из жрецов подошёл к Свенельду.
Он заглянул ему в глаза, привстав на мыски. Зрачки были узкими – значит, варяг не пил мухоморного отвара. Значит, не бес в нём, а душа, как она есть – со всеми страхами и слабостями. Значит, суд будет честным. Бес-то грибной из человека делает медведя. Но не со зверем же судятся!
В щипцах жрец держал ядрышко угля, покрытое белым пеплом. Лёгкий ветерок высвечивал красное нутро.
– Держи в руку, да ступай к реке. Побежишь, али уронишь – сам себя выдашь. У воды остановись, уголь в воду клади. А сам жди.
До реки было не меньше ста шагов.
Свенельд подставил ладони. Уголь опустился в них мягко. Пять шагов Свенельд прошёл спокойно.
Вдруг ноздрей коснулся запах палёного мяса. Тут же ладонь свело, а боль окатила руку до плеча. Он пошатнулся и упал. Но только на одно колено, и заставил себя встать – идти, скорее идти! Пелена слёз заволокла глаза, он не видел, где река, но шёл чутьём. Двадцать, тридцать шагов.
Уголь лежал в левой руке, а правой он придерживал её снизу – левая уже не слушалась. Но левой топора не держать, не тако она ценна.
– Не туда! Одесную развернись! – послышались крики, и Свенельд понял, что перепутал стороны, и шёл уже не к реке.
Взял правее, но боль стала настолько страшной, что перехватило дыхание. Он не выдержал и заорал, что было сил. Крик оборвался, лёгкие остановились. Теперь было всё равно, на чьей стороне правда – ни Хельги, ни Асмунда не было в том мире, куда отправил его малый уголёк. В нём было только желание выбросить его из руки. Свенельд решил сделать это. И не смог – то ли уголь прикипел к коже, то ли ладонь не разжималась. Уже потом он узнал, что ему пережгло жилы, и кисть не слушалась.
Теперь двигаться могли только ноги, и они шли, как лошадь без всадника – в одну сторону, не зная рубежа. И только плеск воды и тошное чувство прохлады помогли. Свенельд упал в прибрежный ил на колени, и жар умер