на мягкий настил из хвои, осыпавшейся в течение многих лет. Обилие шишек украшало этот ковер. Белки прятали в хвойном ковре орехи, вороны воровали припасы белок.
Если не смотреть в сторону корпуса и не видеть бетонный забор, можно легко представить себя в тайге, далеко от цивилизации. Я так увлекался прогулкой порой, что только светящийся экран звонившего вдруг мобильника возвращал в город.
Прогулка по утрам была многолетней привычкой ещё с лагеря, и состояла из дыхательных упражнений и гимнастического комплекса. Комплекс упражнений был взят и адаптирован из восточной литературы и позволял тренировать суставы, связки и мышцы. Это были упражнения на гибкость и растяжку, статические, которые можно выполнять даже в камере штрафного изолятора. Регулярность и целеустремленность, с которой я занимался, позволяла на голом энтузиазме в течение десяти лет не загнуться от туберкулёза.
После прогулки я приходил на процедуры, состоявшие из уколов и получения таблеток. В процедурный кабинет почти всегда стояла очередь, именно стояла, потому что кушетки или стулья предусмотрены не были. И больные стояли по стеночке вдоль подоконника, как грустные манекены. Лишь некий аристократ сидел на вынесенном из палаты табурете.
Я, дождавшись своей очереди, заходил в процедурный кабинет.
– Здравствуй, Света!
– А, здравствуй, проходи. Напомни мне, что ты колешь?
– Канамицин, изониазид внутримышечно.
– Так, хорошо, – и она начинала готовить уколы.
Света любила свою работу и всегда внимательно подходила к каждому пациенту. Она была тем ангелом, который, как луч света в тёмном царстве. Рука у неё была лёгкая и колола безболезненно. Нагрубить, обидеть Свету было невозможно даже для больших хамов, это было бы кощунство последней степени.
В коридоре я подошёл к группе молодых монотонно беседовавших людей. Аристократ на табурете нехотя интересовался последними новостями, и лениво разглядывал контингент.
Это был его преподобие Пажаров Альберт, позднее нареченный мной Альбой, с кучей прилагательных эпитетов. Бывавший в передрягах, о которых многие не имеют и малейшего представления. Взлетавший на большие высоты к херувимам и падавший в преисподнюю к чертям. А такие нагрузки, как известно, не проходят бесследно, и вот его, в очередной раз, прибило в родную больницу. На этот раз, видимо, на капремонт.
– Заходи, я тут по соседству… в четыреста одиннадцатой палате. Вчера положили – сказал Альба, после нашего пятиминутного знакомства и зашёл в процедурный кабинет.
Вдруг по коридору раздался грохот – тележка с медикаментами выехала с поста. Марина катила перед собой тележку, как проводница по вагону, заглядывая в каждое купе, предлагая таблетки.
Ага, – подумал я, – сегодня её смена, попробую наладить контакт – познакомлюсь. И крутился в коридоре, пока Марина не подъехала к нашей палате.
– Четырнадцатая палата! – прозвучал её голосок. – Таблетки!
Я подошёл к тележке. Марина раскрыла папку.
– Как