на написание музыки к фильмам и рекламе, иногда играл на клавишных в своей группе, периодически давал концерты как пианист, исполняя классику и собственные сочинения, и даже стал лауреатом одной из премий для молодых дарований. Каро тоже несколько месяцев назад взяла какой-то проект, но с тех пор, как они уехали в Ниццу готовиться к свадьбе, Монс ни разу не видел ее за работой. И сейчас он вспомнил об этом заказе.
– У меня его давно уже нет, – отмахнулась Каро.
– То есть как это «нет»? – удивился парень.
– Очень просто, заказчик расторг со мной контракт. Ой, да не бери в голову! – девушка села на колени к Монсу и обвила его шею руками. – И если ты переживаешь по поводу денег, не забывай, что у нас есть виноградники. Они были, есть и будут, и это залог того, что мы с тобой никогда не будем нуждаться.
– Я переживаю по поводу тебя, а не денег, – Хольмберг обнял жену в ответ, чувствуя, как в нос ему ударил сладкий аромат ее духов. – Нельзя всю жизнь только веселиться.
Каро закатила глаза.
– Ты опять включил зануду, Хольмберг. Это работа на тебя так действует. Так ты идешь или нет?
– Нет, – Монс убрал руки с ее талии.
– Ну и сиди тут один! – Каро резко встала, царапнув его по шее ноготками, и удалилась. Монс сидел неподвижно, слушая цокот ее каблуков, щелчок замка внизу, хлопок двери такси и шелест шин по гравию у дома. А когда звуки утихли, он, вздохнув, продолжил работать.
Его своенравная жена всегда делала только то, что хотела. И это был еще один ее минус, с которым Хольмберг давно смирился.
Обида на Монса прошла быстро. Вернувшись из клуба, Каро чувствовала себя ужасно виноватой перед мужем. Да, она неплохо развлеклась, но угрызения совести сводили на нет всю радость. Приехав поздно ночью, Каролина тихонько прокралась в спальню, и юркнула под одеяло, молясь о том, чтобы супруг не проснулся. Он не проснулся. Проработав до поздней ночи над музыкой, парень чувствовал себя настолько опустошенным и измотанным, что уснул, едва его голова коснулась подушки. Но сквозь сон он почувствовал, что Каро рядом, повернулся к ней, и, не просыпаясь, обнял, прижимая к себе. И это нежное и властное прикосновение стало последней каплей, переполнившей душу девушки – неожиданно для себя, она, не плакавшая, наверно, со дня похорон своей матери, уткнулась лицом в подушку и беззвучно разрыдалась.
Утром они помирились. Монс слишком сильно любил Каро и, что бы она ни делала, не мог долго злиться на нее. А Каролина пообещала не мешать ему работать и решила найти для себя занятие. Поразмыслив немного, она взялась менять декор одной из комнат их большого дома. Хольмберг не возражал: комнат на вилле множество, и, если Каролине хотелось что-то сделать в одной из них – почему бы и нет? Лишь бы делом занималась.
Свое слово Каро сдержала – походы в ночные клубы прекратились, и Монс отныне спокойно работал над музыкой. Работа двигалась, но что-то неуловимое все равно не нравилось Хольмбергу.