когда Павлик выходил на последний четвертак, она, не выдержав, срывалась с места, и, рыся вдоль бортика, надрывалась:
–Финиш! Финиш, Норов! Ну же! Давай!
И Павлик давал. Он швырял в воду уже бессильные руки, взбивал вялый фонтанчик непослушными согнутыми ногами, рвался из последних сил, из дыхания, из секунд. Когда он приходил первым и, отдышавшись в воду, вылезал из бассейна и снимал резиновую шапочку, Галька встречала его у лесенки и трепала по мокрым волосам.
–Сойдет в темноте за третий сорт,– одобрительно ворчала она.– Кит.
Ее похвалой Павлик гордился. Он знал, что он не кит, но сдаваться не умел. Волосы у него были непокорными и торчали даже мокрыми.
* * *
В школе, благодаря отличной учебе и общественной работе, Норов пользовался авторитетом. В спортивной секции все было иначе; тут решала сила, выносливость, ловкость, – всего этого Павлику от природы не хватало. Своевольный самолюбивый характер порой становился причиной его конфликтов с другими ребятами, но драться он не умел, и из-за этого попадал в неприятности.
Лето юные пловцы проводили в спортивных лагерях, – это был суровый быт. На берегу узкой речки ставились большие брезентовые палатки, в которых ребят расселяли человек по тридцать. Днем в палатках стояла жара, ночью дети мерзли под тонким одеялом. Окна и двери не закрывались, комары ели поедом, кусали даже через простыню.
Как правило, ребята проводили в лагерях по месяцу, но мать оставляла Норова на два. Эти лагеря Павлик в глубине души ненавидел, и из-за бытовых неудобств, и из-за выматывающих трехразовых тренировок каждый день, но главное – из-за несвободы, – постоянного пребывания в чуждой ему среде. Он раздражался и задирался больше обычного.
Как-то парню из старшей группы, дежурившему по палатке, не понравилось, как у Норова заправлена постель, и он велел, чтобы тот ее перестелил. Норов отказался, ему казалось, что с постелью все в порядке, к тому же он не любил, когда ему приказывали.
Особой дедовщины в лагере не было, но само собой подразумевалось, что прав у старших больше. Парень был крупнее Норова, он дал ему обидный подзатыльник. Норов в ответ неловко его отпихнул. Тогда тот ударил Норова в лицо.
Норов бросился на него, сжав кулаки, но стукнуть как следует не смог, он не умел драться. Парень перехватил его руку, выкрутил, швырнул его на постель. Норов вскочил, глядя на обидчика ненавидящими, сверкавшими глазами.
–Перестилай постель! – приказал тот.
Теперь она действительно была смята.
–Не буду!
Парень вновь его стукнул. Норов хотел ответить и опять не сумел. Не зная, что сделать и не в силах терпеть, он плюнул в парня и попал прямо в лицо. Взбешенный, тот врезал ему крепче и разбил нос. Потекла кровь, Норов почувствовал ее на губах и опять плюнул.
Эта нелепая сцена продолжалась несколько минут. Парень бил Норова опять и опять, а тот стоял, не защищаясь, перемазанный кровью и слезами; всхлипывал уже в голос, но не уклонялся и на каждый