что мы вчера кушали…
Ляля скорчила гримасу и вновь принялась листать.
–Вот нашла! – она повернула к Анне монитор с изображением блюд.
–Да, интересно,– сдержанно проговорила Анна.
–А вот антре,– продолжала Ляля.– Тоже нормально, да? Глядите, какие порции малюсенькие! Даже стремно.
–А десерт сфоткала? Шоколадный? – напомнил Брыкин.– Я сказал тебе, чтоб сняла…
–Да сняла, сняла… Вот он. Мильфей шоколадный. Первый раз такой видела.
–Глянь, Паш,– подтолкнул Брыкин Норова.– Ты че не смотришь?
–Меня не вдохновляют фотографии с едой,– поморщился Норов..
–Почему? – удивился Брыкин.– Тебе че, не интересно что ли? А мне вот интересно! Всегда фоткаю. Ляльк, а ты в Лондоне помнишь ресторан? – оживленно продолжал он.– Суши мы там кушали? Там еще актер был с Голливуда… этот… забыл его фамилию…. Который кофе рекламирует…
–А! Клуни! – воскликнула Ляля.– Конечно, помню. Я его там сфоткала втихаря. Сейчас найду…
–А суши сфоткала? – не унимался Брыкин.– Суши там, – спасу нет! Я лучше нигде не кушал. Караул, блин! Но дорогие зараза. Три фунта штучка, мы с Лялькой после считали. Охереть, да?…
–Четыре!– уточнила Ляля.– Даже четыре десять, где-то так. Вот, нашла. Паш, гляди…
–Нам пора домой,– перебил Норов, обращаясь к Анне.
–Куда собрался?! – возмутился Брыкин.– Не, я тебя не пущу! Даже думать забудь! Че нам тут без вас торчать, даже слова ни с кем не скажешь! Ну, не хочешь о еде, давай о бабах!
–Я тебе дам о бабах! – шутливо погрозила ему кулаком Ляля.
* * *
В пятнадцать лет при росте в 168 сантиметров Норов весил пятьдесят девять килограммов. Вась-Вась заставлял его сгонять несколько кило, чтобы он мог выступать в более легких весах. Сгонка давалась Норову трудно, после нее у него порой кружилась голова, но тренеру он об этом не говорил. Впрочем, главная проблема заключалась не в этом, а в том, что для легких весов ему не хватало скорости.
Реакция у него была хорошей, но не молниеносной. Он был приучен думать головой, тогда как в боксе нужно уметь думать ногами и руками, а голова – это всего лишь цель, в которую попадают, если ее своевременно не спрятать. К тому же он был слишком импульсивен и прямолинеен; при первом же пропущенном ударе терял хладнокровие и лез в размен.
Легкие и быстрые от природы противники подскакивали к нему, пробивали короткую серию, «просыпали горох», как это называлось в боксе, и тут же отскакивали. Их удары он держал, но очки шли им.
Накануне каждого соревнования Норов страшно волновался, терял сон, в результате чего выходил на ринг слишком взвинченный. В боксе поражение особенно болезненно: сначала тебе задают трепку, а потом еще судья под приветственные крики зала поднимает руку твоему обидчику. Воспоминания о проигранных боях мучили Норова неделями и месяцами.
Он был одним из двух «мухачей» в секции, и более тяжелые ребята относились к нему пренебрежительно. Норов злился про себя, но переломить ситуацию не мог. Он очень старался, много работал, но