задрожав от страха.
– Отвечай – ты знаешь, кто это может быть? – проигнорировал наместник его лепет.
– Я… я не знаю, господин! – молодой человек явно пребывал в ужасе. – Я никогда его раньше не видел!
– Я не об этом тебя спрашиваю, болван! – прорычал сановник. – Он, как и ты, намбандзин? Или это комодзин?
Иезуит кое-как понял, чего от него хотят, собрался с силами и, бормоча про себя молитвы, взглянул на труп более пристально.
– Простите меня, господин, – поклонился он, вспомнив об обычаях этой страны, – я не уверен.
Для японцев это звучало примерно так: «Простить моя, сан. Моя сильный нет уверенность». Тем не менее они понимали его тарабарщину.
– Говори! – велел Симода.
– Он может быть арабом или персом.
– Что такое «арабу» и «пэрусу»? – нахмурился наместник.
– Корэ ва… корэ ва*… мусульманин! – нашёлся молодой человек, но тут же увидел, что его по-прежнему не понимают. – Ислам. Исурама, понимать? Шимода-сан?
– Это исурамидзин? – уточнил чиновник, кое-как продравшись сквозь лингвистический барьер и поняв-таки, что бормочет этот долговязый вонючий чужеземец.
Сказанное им слово разделилось в голове юноши на два, затем снова слилось в одно.
– Да! – радостно воскликнул он, воздавая мысленно хвалу Господу. – Хай, Шимода-сан, это и-су-ра-ми-дзин!
Ни один из японцев не выдал ни мимикой, ни жестом, что они пришли к тому же самому выводу. Их лица по-прежнему оставались сурово-непроницаемыми.
– Откуда этот варвар мог прибыть в Японию? – задал наместник следующий вопрос.
Этот маленький прорыв вселил в него немного уверенности. Но он слишком рано обрадовался.
– О! – восторг священника мгновенно иссяк.
С момента, как его выволокли из тюрьмы и бросили к ногам мрачного самурая, он находился в состоянии постоянного душевного смятения. За время, проведённое в застенках, иезуит практически смирился с неизбежностью смерти, хотя, что греха таить, вздрагивал каждый раз, когда в каземат заглядывали тюремщики. Среди разного рода отребья, населявшего эту юдоль отчаяния, нашлось несколько тайных христиан, которые вступились за него перед другими преступниками. В противном случае он, скорее всего, умер бы от голода. Эти же бедные крестьяне объяснили, что их всех казнят по осени. Хотя, если сёгунат победит Джерома*, это может произойти даже раньше. Поэтому, когда стражник грубым голосом выкрикнул: «Намбандзин-кириситану», у молодого человека от страха подогнулись колени. Он вознёс мольбы Господу и тот… Вот тут монах, откровенно говоря, не был уверен. Нет, в том, что провидение Господне вмешалось в его участь, не было никаких сомнений. Но зачем? Какие новые испытания ему уготовлены? Угрюмый самурай, вместо того чтобы отрубить ему голову, лишь пригрозил кинжалом, а потом даже накормил. Затем случилась эта стычка на дороге, в результате которой он был вынужден ехать привязанным к раненому разбойнику. Бедолага стенал всю дорогу и даже обмочился. По прибытии в замок его снова связали,