про тебя кричит, окно раскрыто нараспашку, и в небе птиц глазами ловишь над газетным комплексом, ещё сто шапок и домой!)
Там все вязали шапочки для зим, серьёзно, там даже слоган был придуман "Всем по шапке!")))
Руководящий коллектив был молодой и задорный, остальные вязали на станках.
На нас со Славкой все принты держались.
Тогда с Москвы нам слали краски, новые, инновационные такие: грибные люминесцентные или растущие в 3Д объёмами под печкой…
И мы с ними, новыми, разбирались, их пробовали, подбирали, в пантонниках цвета искали, и попадали в образец с Москвы. Мне было это интересно.
А ещё мне часто было интересно, выключил ли я печку после работы. Что бы это узнать (ну не ехать же обратно!), я смотрел ночные питерские криминальные новости, сводку за день по телевизору. Про пожар на Ленинском проспекте ни разу не было.
Не забывал, хотя иногда я чувствовал, как разъедает мозг от ацетона с уайт-спиритом, но мне без них было никак, с замывки сеток утро начинаешь и дальше крутишь карусель с трафаретами, картинками чужих фантазий, целый день, как заведённый.)
Условия работы были оговорены в самом начале. Был план на день в определённом количестве и был 12-ти часовой рабочий день.
Выполнил план и посыла....., и можешь быть свободен. Хочешь, ещё поработай, оплачивается отдельно.
Славка почти всегда оставался, иногда до утра следующего дня.
Я почти всегда уходил.
Однажды звонит мне директор, звонит около 10-ти утра, и спрашивает, где я. Почему не на работе?!
А рабочий день с 8-ми.
Я уже всё сделал, план выполнил, а перевыполнять не стал. Бывали лёгкие принты, в один прокат, и это не так долго прокатать!)
Директор задумался, и что-то изменилось в наших трудовых отношениях. Он понабрал ещё двоих, просил работать по часам, потом стал требовать.
Затем сменил всех на мигрантов, и они там жили у станка, или только работали.
Не знаю точно, я ушёл тогда.
Эпизод 21-2. Боткинская больница.
Боткинская больница.
Резюме. Эпизод 21. Часть 2.
Больничный.
Ещё утром я почувствовал боль в горле и весь день заедал её мятными леденцами. Вечером, когда не помогло, я принял меры: «малёк» и целую луковицу и лёг спать. Когда я утром проснулся, то говорить уже не мог от боли, не мог даже сделать глоток воды. Сообщил на работу, потом сообщил Лене, она была на даче, это летом было. Лена, недолго думая, приехала и вызвала скорую. Скорая дольше, но тоже приехала.
К тому времени моя температура поднялась до 40! Я не мог говорить. – В Боткинскую, – сказал безапелляционно врач. – Только не в Боткинскую! – вдруг заговорил я. – Не, ну это абсцесс, только госпитализация и только туда. По дороге, пока мы с врачом ещё заезжали по пути «на вызовы», я очень боялся Боткинскую больницу. В моём представлении она выглядела как скопление полуразрушенных бараков с решётками на окнах и дверях, облупленной краской на стенах, продавленными пружинами кроватей и матрасами в подтёках.
Я почти не ошибся, когда мы приехали. Плюсом