ли коротко ли. И лес кончился, и ночь к концу подошла. По серой циновке неба потекли розовые ручейки, слились, превратились в рассвет. Вышел Рюноскэ к реке. Белая равнина, белая река, если б не полоска сухого тростника, чернеющая вдоль берега, и не определишь, где кончается заснеженная земля, где начинается уснувшая под коркой льда река. Огляделся мальчишка: по льду реку переходить или мост сыщется? Так-то боязно идти, вдруг угодишь в полынью. Что это громоздится вдалеке по правую руку? В рассветном сумраке толком не разглядеть, но вроде бы мост. Странно только, что дорога его к пустому берегу вывела, а мост в стороне стоит. Да и сам он странный. Подошел поближе: белая арка через неширокую речку перекинута, ступеньки вверх поднимаются, ровные, будто только-только вытесаны из чистого белого камня. Неширокий мостик, а перил нет. Высунулся из небесной постели край солнца, упал яркий луч на грань ступеньки, рассыпался золотыми крошками, ударил мальчишку по глазам. Не камень под ногами – лёд. Изо льда вырезан мостик. Кому такая блажь в голову пришла, вместо дерева или камня лёд в дело пустить?
Поднялся Рюноскэ на мост, до противоположного берега всего-то и надо десятка три шагов сделать. Раз, два… восемь… десять… Но что такое? Поплыл лёд под ногами, стал стремительно таять. Побежал мальчишка, шлёпая по воде, но и трёх шагов сделать не успел, как не стало ногам опоры, и полетел он вниз, в некстати оказавшуюся под мостом полынью.
Черная вода обожгла тело лютым холодом, потянуло вниз. Рюноскэ забил руками и ногами – выскочить к поверхности, ухватиться за край, выползти на лёд, спастись. Вынырнул, схватил ртом глоток воздуха. Но тут же что-то обвилось вокруг ног, сдавило их, не давая шевельнутся, и резко дёрнуло вниз. Мальчик камнем ушёл под воду. Полынья над его головой быстро затянулась льдом.
Белая река, белый мост через неё, равнодушное солнце пальцем-лучиком водит по ледяной арке, соединяющей оба берега.
Сначала вернулся слух: совсем рядом стрекочет сорока. Потом ощущения: ветерок поглаживал щёки, под спиной жёстко, ладонь правой руки колют стебли. Тепло и сухо. Рюноскэ открыл глаза. Прямо над ним розовел рассвет. Вдруг небесный окоём перекрыла клювастая рожа с круглыми глазами. Клюв открылся, показав узкий длинный язык, пощелкал пару раз и квакнул:
– Квар!
Рюноскэ вскочил. Перед ним на корточках сидели два водяных. Каппы щёлкали клювами, будто переговаривались. Мальчик покрутил головой: берег реки, над зелёным тростником летают стрекозы, тропинка бежит через лужок в сторону деревни.
– Я что, умер?
Каппы захихикали, один толкнул другого перепончатой лапой:
– Слышал, Квар, и этот туда же. Все людишки думают, что умерли, так что я выиграл, давай монетку, – он выставил раскрытую ладошку.
– Да уж, Квир, я думал хоть мальчишка не такой, как взрослые болваны, – второй каппа вытащил из набрюшной сумки мелкую медную денежку, бросил в протянутую ладошку. Монетка тут же исчезла в сумке Квира.
Потом тот каппа, которого собрат назвал