грустью, какой-то ленивой печалью. Эта печаль незаметно обволокла Дашу густым туманом, затем наполнила её изнутри и расслабила, охладив беспокойное сердце. И Даша почувствовала непреодолимое желание оторваться от земли, взмыть ввысь, и, замерзая, звать кого-то на помощь, но звать не по имени, неизвестному ей, а по улыбке, которой она хоть никогда и не видела, но которая стала внезапно единственной её мечтой.
– Дашка, что с тобой? – Эля испуганно прикоснулась к её руке.
– Нет, нет, ничего. – Очнувшись, наконец, Даша попыталась улыбнуться.
– Давай лучше, – Эля весело подмигнула, – за нас, любимых, за наше счастье в новом году!
Они театрально чокнулись и рассмеялись.
– Слушай, а у тебя-то как, есть сейчас кто-нибудь? – поставив бокал на столик, спросила Эля.
– Кто? – смутилась Даша.
– Ну, перестань, Дашка, ты же прекрасно понимаешь, о чём я…
– Да нет вроде, – помолчав, вздохнула она, – сейчас нет никого.
– Как так? У тебя же был скромненький такой… как его… Саша? Или Лёша? – удивилась Эля. – Нет, погоди… Андрей, да?
– Да ну его… – Даша поморщилась.
– Эх, Дашка! Всё-то тебе не так! Смотри, вот останешься в конце концов одна…
А музыка всё играла и играла, и каждая струна, каждая нота кричали об одиночестве, об одиночестве, которое Даша чувствовала кончиками пальцев на холодном стекле бокала…
Они расстались в метро. Эля вышла и, помахав рукой, скрылась в толпе, а Даша поехала дальше, сидя у двери в полупустом вагоне.
Ступив на эскалатор, понёсший её наверх, она вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Пытаясь остановить их, Даша закусила губу и глубоко вздохнула. Это помогло на некоторое время, но, как только она вышла из подземки на свежий воздух, горячие капли сами собой выступили на ресницах и, сорвавшись, потекли по щекам. Даша едва не бежала, скрестив руки на груди, напрасно стараясь унять рыдания. «Дура, истеричка! Дура…» – шептала она сквозь слезы.
А с неба падали крупные белые хлопья снега, и злой, колючий ветер подхватывал и кружил их, бросая в лица прохожим.
И вновь наступила пятница, последняя в уходящем году. Весь день Даша чувствовала её в своём сердце: как будто хочется плакать, но кончились слёзы.
Даша знала, что это пройдёт, надо лишь сходить куда-нибудь: в театр, например, или в кино, просто развеяться. Главное – не думать, не думать… хотя бы о той собаке.
И Даша старалась не думать. Придя с утра на работу, она весь день просидела за компьютером, изредка отвечая на вопросы сослуживцев, иногда даже улыбаясь им.
Это чувство не покинуло её и тогда, когда, попрощавшись со всеми, Даша укутала лицо до самых глаз тёплым шерстяным шарфом и покинула офис, когда она медленно брела утонувшими в снегу улочками и переулками, даже когда она спустилась в метро и протиснулась в переполненный вагон.
Стараясь