он завсегда при мне, на то и слуга.
– Мекаю, и Мишке Овчарову, кой списки с грамот с великим тщанием самолично вычел, нужды их тырить, всяко нету.
– То-то и оно…, – дворянин тряхнул головой и помрачнел в одночасье. Тревожные мысли терзали его. Наняв на царскую службу разных мастеров – рудознатцев, пушкарей да архитекторов, а также врача Бомелиуса – знатока ядов и астрономии, он не преуспел в главном деле. Не исполнил наказа Грозного привезти в Москву подписанный Елизаветой союзный с Англией договор. Оборонительного и наступательного союза, «дабы быть с королевой за один супротив всех врагов», как настаивал царь, в Лондоне не случилось. Елизавета уклонилась от крестоцелования и подписания царской грамоты с союзным договором и отпустила московитов с двумя собственными грамотами.
Декларируя приверженность вечной дружбе с русским государем, она так обусловила эту дружбу, что превратила ее в пустой звук. «… и заключить дружество с вами, могущественный государь, в той мере, которую дозволяют те договоры и те союзы, которые уже давно нами заключены и унаследованы нами от наших предков королей английских, и которые доселе содержатся с разными христианскими государями, императорами, королями и властителями», – расставила точка над i Елизавета. Жалкая, ни к чему не обязывающая бумажка взамен многостатейного договора, который привез на ее утверждение Совин.
Однако этим неудачи посольства не ограничивались. В другой своей грамоте, названной тайной, королева соглашалась предоставить убежище правителю России, его семейству и ближним боярам, но наотрез отказывалась просить того же для себя, отговариваясь нежеланием давать повод своим подданным думать, что она, в противность царю, опасается смуты в государстве и боится за свою жизнь. Исполненная истинно королевского величия позиция Елизаветы вольно или невольно унижала царское достоинство Грозного, и Совин не мог не понимать этого. Спинным мозгом ощущал Андрей Григорьевич, какие кары могут пасть на его голову по возвращении в Москву, а тут, как на грех, еще и сами грамоты исчезли…
– А что еже нашего Мишку к розыскам приставить. Ведомо мне, он со многими на корабле дружество свел, особо с аглинчанами, коих ихнее торговое общество на свою купецкую службу призвало, – осмелился нарушить гнетущую тишину дьяк.
– Да ты в своем уме, Семен? Парню младому столь важное дело поручать?!
– По годам он млад, спору нет, а вот еже по евонному разуму и прилежанию судить, то, аки есть, зрелый муж. А что до грамот королевны, коих русский список Данилка Селиверстов учинял, а Михайло списку тому веру дал, так их сыскать для него, не мене чем нам потреба есть.
– Быть, по-твоему, дьяче, ибо мню, иного промысла у нас едино нету. Понеже спускайся в кубрик, нос от тамошнего смрада платком заткнешь, да веди сюды Мишку.
Задание посланника польстило Михайле и заставило по-иному взглянуть на окружавших его людей. Расспросив Совина, когда тот последний раз видал грамоты и их русские списки, хранившиеся в