они же сёстры в том романе. Ты так хочешь? Ангела и Элеонора… Но не надо сейчас про второго ребёнка, Герочка. Мне страшно.
Вероника так отвечала мужу, но ей на самом деле уже не было страшно. Когда под утро у неё дома отошли воды, страх ещё присутствовал, а пока ехали на такси в больницу, преследовавшие Веронику последний месяц беременности ужасные картины тяжёлых родов, возможно, предстоящего и тогда неудачного кесарева сечения, смерти ребёнка и собственная Вероникина смерть, сцены их обоих с младенцем похорон в одну общую глубокую могилу, образ Геры, склонившегося над свежим земляным холмиком, а затем вид его же, Геры, пьющего на поминках прямо из бутылки водку, – эти кошмарные видения куда-то исчезли теперь напрочь, растряслись и испарились в машине такси за те пятнадцать минут, что они добирались до роддома, и в холл больницы Вероника вошла без опаски, а напротив, смело и даже решительно. Страх исчез и осталось лишь одно цельное желание поскорее родить. А мужу она сказала, что боится, просто так. Потому что должна же бояться родов. А Гера должен знать, что она боится их.
Когда нянечка, как внутрь узилища, повела Веронику с вещами собстенно в отделение, Герман Генрихович попросил вслед удаляющейся жене:
– Не бойся, дорогая, всё будет хорошо… Роди мне Гелечку. Я хочу дочку.
Передумал-таки. Всегда заявлял, что хочет первенцем сына.
Так и вышло. На свет появилась девочка, назвали Ангелика.
А потом, это уже через целых десять лет, родилась и Элечка. Две сестры, Геля и Эля. Фантазия на имена.
…
К своему ужасу Ангела внезапно осознала, что постоянно думает о Казике. Когда в конце декабря она уезжала с Грацио, то была уверенна, что никогда туда не вернётся. Более того, она точно знал – никаких, даже малейших контактов с Казиком у неё больше не будет, она прогнала, зачеркнула все события тех Грацианских дней как напрасные, ненужные, бессмысленные и даже опасные. Опасные для него, и потому бесперспективные для неё. Разве не определена её судьба, её жизнь, её будущее? И в этом будущем у неё, увы, нет больше нормального человеческого счастья, и не стоит этого ей забывать, и не стоит ей обольщаться и верить в чудо, потому что чудес не бывает…
А тут, она вдруг проснулась ночью и не смогла бороться с искушением, подождать до утра, села к компьютеру посмотреть, не пришло ли от него письмо. Письма не было. «Королева, ты с ума сошла! – думала Геля, лёжа под одеялом в темноте и глядя на светящийся экран монитора. – Где твоё достоинство?»
Нет, нет, ещё недавно Геля и представить не могла, что такое возможно. Ещё год назад она была уверенна, да что там, она знала наверняка, что такое не возможно. Несчастья свалились на неё, как водопад, как лавина, как снежные глыбы, сорвавшиеся с вершины горы. Сначала судебные тяжбы со стороны прошлой семьи Владимира, не столько юридические, по наследству, сколько ужасные моральные обвинения как разлучнице, авантюристке и чуть ли не брачной аферистке, уведшей у законной жены и родной дочери из корыстных намерений