затычку, заткнись, – перебил спрашивающего рыжий брат Кирюшки Васюшка. – Он ткнул в затылок сидевшему перед ним еврею кулак, сложенный в виде фиги. – Будьте любезны, – обратился Васюшка к профессору, – извините, пожалуйста, э-э… как бы попроще… Что вы хотите сказать?
– Наши ёжики, – произнёс Гнеденко, глядя в упор на Митю, – разумные существа, как человек. У них развиты высокоскоростные условные и безусловные рефлексы, они обладают абстрактным мышлением. Это не только видиотипическое копирование и истинное имитационное поведение. Безусловно, базовым для стадного существования данного вида колючих является аллеломиметрическое поведение, этологического типа, унификация, синхронизация стадного конгломерата «а». Теленцефализация. Теленцефализация! Вы понимаете? Данная специфическая донская порода ёжиков вытеснила с привычных мест обитания здешних вековых сусликов, часть из Erinaceus ассимилировала, и считает эту территорию своей, пытаясь не допустить сюда в том числе и нас с вами, возможно либо уничтожив, в крайнем случае вытеснив на периферию, либо также ассимилировав.
– Позвольте с вами не согласиться, – каким-то утробным голосом произнёс Яшка-еврей. – Теленцефализация привела не к перерождению ёжиков в человека, а к деградации этих конкретно ваших эринациус в пресмыкающихся типа ящериц и степных змей.
– Это не змеи, – прохрипел сзади Мити Васюшка, – это всё-таки разумные. Только они дебилы.
Митя слушал профессора, почему-то вдруг ставшие неестественными, словно через плохо отрегулированный микрофон, голоса спорящих монтажников, и, несмотря на усиливавшуюся головную боль, пытался понять суть разговора.
– Видовые особенности ультраструктурной стабилизации биохимических изменений проявляются в синапсах, – басом и тоже, как сквозь толщу воды, произнёс, словно итожа разговор, Гуня Абдурахман.
Дмитрий Варламович мог что угодно ожидать от своих рабочих, но не от Гуни-витеброда, он слишком хорошо знал его. Гуня не мог употреблять таких сложных научных слов. В голове у Мити тяжёлым молотом забухало Гунино последнее: «…проявляются в синапсах, синапсах, синапсах…» Металлический скрежет заставил Митю обернуться. Одиннадцать монтажников больше не сидели кучкой на разбросанных ящиках из-под макарон и супового концентрата. Перед Митей близко, в полуметре от него, нависая над ним, едва заметно покачиваясь, чуть скрежеща блестящей пятнистой поверхностью непонятно когда надетых скафандров, сипя дыханием сквозь трубки, подающие внутрь скафандров кислород, высились члены его бригады. В этот момент Мите самому захотелось оказаться в скафандре, укрыться в нём, отгородиться от этих странных людей, от пугающей своей непредсказуемостью информации профессора… Сивохо вопросительно обернулся к Гнеденко. Тот, двенадцатым, теперь тоже стоял в тёмно-бело-синем именном скафандре и сквозь стекло шарообразного шлема укоризненно смотрел на бригадира.
– Кто вы? – со смешанным чувством страха и любопытства вопросил Митя. – Братцы, вы