что заеду к ней на такси в двенадцать часов.
Глава II
Была ли это прихоть или я действительно ей нравился – вопрос теперь никогда не разрешить. Но, что бы там ни было, той ночью Наташка открыла мне счастье. Это внерационально, ощущение нельзя передать, просто что-то перевернулось в сознании, словно вспыхнувший из детских снов архетип вырвался фантастическим фейерверком. До сих пор захватывает дыхание при мысли об этом. Когда-то Сенека говорил Нерону, строившему очередной дворец: “Ты покажешь себя великим бедняком, ведь если потеряешь его, то другого такого уже не приобретешь”. Нерон не слушал. “Роза, в благовонье растворясь, счастливей той, что на кусте невинном живет, цветет, умрет все одинокой”. Я познал счастье и умер. Умер для жизни, ибо все другие радости потеряли смысл. Без неё. Словно Сверхновая она вобрала все мое существо и исчезла во Вселенной. Навсегда.
14 мая я думал об этом меньше всего. Мои мысли наполняло беспокойство по поводу вещей более земных и конкретных, и главной из них была: “Хочу спать и послать все к чертям!” Будучи индифферентным к ночным развлечениям, быть может, в силу природной утренней активности, я пересилил себя чувством долга и любопытством, оделся, вышел на дорогу, но поймать машину на темном затерянном шоссе не получилось. Я сел в пустой автобус, который довез меня до Кутузовского проспекта. Там я остановил “Волгу”. Наташка ждала, окна её квартиры были открыты. Машина посигналила два раза, из-за занавесок под пение попугаев показалась милая улыбка, через две минуты она вышла. Я был неуклюже-вежлив, хотел спать и, кажется, впервые поцеловал её. Водитель с первого раза понял куда надо ехать: «Tabula Rasa».
На Площади Победы мы остановились купить сигарет: она достала деньги, я вышел, и принес ей пачку “Парламента”. Было холодно и неуютно, мрачноватый водитель старой, гремящей “Волги”, казалось, был недружелюбен ко мне, как большинство похотливых таксистов, разъезжающих по ночной Москве. Левую руку я положил на Наташкино плечо и прижал её к себе. Стало чуть спокойнее и теплее. Она рядом, она едет со мной веселиться и, может быть, она останется рядом со мной навсегда…
Около клуба нам пришлось подождать несколько минут, пока “Монгол шуудан” не закончит свое выступление. Наташка курила, рассказывала про клуб, своих друзей, затем последние аккорды, которые растянулись на пять минут и человек шесть, таких же любителей “Монгол шуудана”, как и мы, прошли вовнутрь. Посредственная обстановка клуба тут же была раскрашена ста граммами водки и началась феерия. Стоит ли рассказывать о ночной алкогольной эйфории, растворенной в ударах светомузыки, поцелуях до потери сознания, безумных глазах, боготворящих тебя, танцах, до боли в селезенке, сизом дыме, обволакивающим черное платье твоей демонической королевы? Описание здесь проиграет действительности, да и действительности в этом празднике ночи было не так много: только её глаза, её тело, её губы и огненный вихрь счастья!
Время от времени я сидел за столом, чем-то напоминавшим добротно