Беляю, отдавала силы в снадобья, чтобы нарастить мощность их исцеляющего действия, вязала и зачаровывала заговорённые наузы на его побледневших запястьях и щиколотках. Отай как самый сильный из нас до самого утра таскал воду с колодца и заменял отца во время растираний, когда у того сводило судорогой руки от изнеможения.
Однако результат если и был у наших стараний, то крайне скудный. Лихорадка миновала, но жар всё ещё его мучил. Беляй за ночь настолько утомился, что едва мог сидеть. Ноги его и вовсе не держали, поэтому Отаю пришлось буквально нести отца отдыхать. На короткое время меня одну оставили понаблюдать за Дарьяном. Я впервые со вчерашнего полудня решилась посмотреть в его бледное лицо. В нём практически не оставалось жизни, словно парень за неё не держался. А может, у него попросту нет сил поддерживать тот самый огонь в груди? Догадка начала тонкой струйкой пробиваться в сознание. Тело вояки, несмотря на всю видимую мощь, настолько обессилело, что не способно сопротивляться хвори, которая сейчас его попросту убивает. Я ухватилась за эту мысль, словно за ниточку, потяни за которую, клубок неясности начнёт распутываться.
– Куда же делись силы? – едва слышно я забормотала себе под нос и принялась расхаживать по комнате, – С ядом Вурдалака он боролся целую седмицу, а это в два раза больше обыкновенного. Затем три седмицы, чтобы просто открыть глаза, что совершенно за гранью! Даже хилым парнишкам требуется вполовину меньше времени, чтобы восстановиться и отправиться домой. А то и вовсе снова в бой рвутся. Этот же на ногах толком стоять не мог… Неужто Коловорот так сильно повлиял на яд в слюне Вурдалака? А может…
От своей догадки я резко остановилась и повернулась к Отаю, который уже давно вернулся от отца и наблюдал за мной как за умалишённой. Прищурив глаза, спросила как можно спокойнее:
– Друг мой, ты мне тут поведал, что знахарь наш вчера вечером влил в Дарьяна зелье, какое у того в запасах было? То есть, ты видел, чтобы он принимал его в походах?
– Видел. У него всегда при себе бурдюк с водой и несколько маленьких баклажек каких-то. Он обязательно перед боем из них пьёт. Мы думали, что это эликсир какой-нибудь для неуязвимости, или чтобы сил было больше. Но если бы это было так, то он не только рассказал бы, но и со всеми поделился. Но нам даже приближаться к этим его бутылька́м нельзя было.
– Любопытно… И ты, говоришь, не знаешь, что за зелье? А тогда, почему твой отец вчера влили в него эту жижу?
– Да почём мне знать? Сказал же, спроси у него сама. Я не травник и не знахарь, чтобы разбираться во всех ваших снадобьях и травках.
– Ты прав, прости… Беляй сейчас спит?
– Глубоким сном. Если даже добудишься, то вряд ли услышишь что-то вразумительное.
– Ладно. А не знаешь, тот самый эликсир ещё остался?
– Кажется, да. Надо в одеждах посмотреть, точнее в том, что от них осталось. А тебе накой?
– Узнаешь. Ты и лохмотья его тащи всё сюда, проверить кое-что хочу.
– Да ты что, Люта! Да он вам с отцом башки пооткручивает, если узнает! Он настрого