не выразил ни малейшего удивления на изменившиеся планы ученика-товарища, никаких вопросов не задавал, тем более что и Вадим тут же бросил трубку на рычаг. Учитель не планировал сегодня посещать съезд, да и само мероприятие рассматривал исключительно как практику для ученика. Тем более, что съезд будет идти добрую пару недель. Илья просто хотел, чтобы Вадим поучился чтению чужих мыслей, а повезёт, так и узнать о содержании снов так называемых инженеров человеческих душ.
Ощущение того, что за ним следят, не пропадало. «Так можно и с ума сойти», – подумал Рогов. Надо будет попросить Илью помочь стать уверенней и поскорей прийти в себя. Но как тут успокоишься?
Утренняя Москва выглядела чистой, красивой и умиротворённой. По улице проехали поливальные машины, и от дорог веяло свежестью. Весело чирикали воробьи, неторопливо кружили галки и вороны в поисках добычи, по тротуарам прогуливались немногочисленные ещё пешеходы: ранние пташки-туристы, домохозяйки с авоськами и праздные женщины, хорошо одетые и с собачками на поводке.
Здание Дома Союзов находилось недалеко. Для Вадима Рогова, привыкшего ещё с деревенского детства отмахивать расстояния в несколько миль, это было смешное расстояние. Углубившись в свои мысли, он быстро зашагал по Лубянке в сторону Охотного ряда.
Задумался настолько, что, уже дойдя до Большой Дмитровки, чуть не угодил под автомобиль. Бешено нажимая на клаксон, водитель нажал на тормоза. Потом высунулся из окна и заорал:
– Куда ты прёшь, дубина стоеросовая, дурак с рожденья? Жить надоело?
Рогов, сознавая свою вину, остановился в смущении, никак не отвечая на справедливые инвективы водителя.
Тот выпалил ещё несколько ругательств, приличествующих скорее ломовому извозчику царских ворон, чем гражданину Советского Союза, свернул направо и, воняя выхлопными газами, удалился.
Качая головой, Рогов прошёл к Дому Союзов, думая о том, как много случайностей в жизни, – одна неосторожность, и невидимая завеса между двумя мирами, реальным и потусторонним, может раскрыться. А что там, за ней? Об этом Илья тоже говорил, но сводил к мистическим вещам, которые Рогову казались чуждыми, от них веяло дореволюционным мракобесием и верой в Бога. Илья же, чуть завидев скептическую улыбку на устах ученика, тут же переводил разговор на нейтральную тему и в дебри религии и философии не углублялся. А вот подсознательное – дело другое. Даже великий Павлов не гнушался его исследовать, обходясь при этом чисто материалистическими объяснениями.
Рогова обгоняли писатели и поэты, торопящиеся на утреннее заседание. Весёлый марш играл оркестр прямо возле входа в Дом Союзов, привлекая внимание москвичей и гостей столицы. Да и на самом здании красовались огромные портреты Шекспира, Мольера, Сервантеса и Гейне. Всем сестрам по серьгам, как говорится. Отдали дань англичанам, французам, испанцам да немцам. Страну Советов представил Толстой, пристально взирающий на участников и гостей съезда. «Зри, како твоя борода клочна», – припомнилось