отсылку. Я искал карандашные заметки на полях.
«В основе твоей невменяемости – устойчивый дзен».
Выкинуть из головы лишнее, отречься от всего, что знаешь. Убрать ненужные голоса. Вспомни. Только пение птиц, звуки ночных цикад, шум моря и крики чаек.
Убить все живое в поле моего эфира. Удалить все контакты и страницы в соцсетях, утопить гаджеты. Разрушить этот хрупкий мир, привести его к точке безусловной сингулярности. Мне оставалось шагнуть за границу Непостижимости. И на этом рубеже на моих руках лежала последняя книга, которая была ключом, отмычкой от моего подсознания. Готового освободить меня от всех связей единовременно.
Все, что я прочитал за эти дни (месяцы?), представляло собой некое полотно, а Её заметки на полях – словно невидимые нити, плотно сшивающие материю. Каждая книга как отрез ткани, и все они – сплошной кусок целого. Они были разными, но в то же время единым. Невидимые швы простегивали покрывало моей истории.
Тридцать семь книг.
Тридцать семь чертовых книг лежали в огромной руке с когтями, что с восходом луны снова появилась на полу. Причудливые тени формировали гигантскую длань, на которой, как зерна кунжута, были разбросаны буквы и слова. Я держал в руках последнюю – мой роман «Не открывай никому дверь», который еще не был закончен. В этом мире он ещё не опубликован, но я держал книгу в руках, совсем свежую, пахнувшую типографской краской, оставлявшую на коже свежие отпечатки, как будто она еще не просохла. Последнее зернышко. Страницы местами были еще слегка сцеплены по нижнему срезу. Так бывает, когда в типографии вовремя не заменили огромный нож, раскраивающий листы на страницы будущего издания.
Я снова и снова перечитывал строки:
«Кики. Док говорит, что она появилась как объект внутренней самозащиты моего организма. Когда я получил психическую травму и впал в долгую клиническую депрессию, родилась она. Мозг под давлением негативной энергии „раскололся“ и выжег на матрице подсознания новый образ, который имел свою биографию и историю…»
Дальше на полях: «теперь ты знаешь ответ».
Я пытался поймать ускользавший смысл прочитанного, мои догадки выплывали медленно, как проявляется в растворе старая фотография.
Когда на последней странице я увидел закладку, то понял сразу все. Последняя книга, последняя страница и последний штрих. Она знала, что я разгадаю эту головоломку именно в этой последовательности, знала, какая книга окажется в моих руках последней и знала, насколько это у меня растянется – это время поможет пережить эту оборванную душевную связь. Закладкой служило направление в хоспис, где она должна была провести последние две недели жизни.
***
Они познакомились летом. Он жил у моря в маленькой тесной комнате с общей кухней и соседями, что появлялись только после заката. Он же, влекомый сюжетами своих историй, работал до вечера за пишущей машинкой, выходя к морю только по вечерам.
В один