таблетку. Или несколько. Часы на тумбочке показывают восемь – всего восемь. Нужно сваливать отсюда.
Я наклоняюсь к туалетному столику Ро и фоткаю, как она красит губы. Задеваю попой ее духи, роняю на пол, Талия ржет, я брызгаю себе на запястья.
– М-м-м, а что это такое?
– «Ж'адор». – Ро старательно изображает французское произношение.
– Фу, прыщ какой вскочил, – жалуется Талия.
– Хочешь, выдавлю? – предлагает Пас, придвигаясь к Талии поближе и разглядывая ее кожу.
– Отвали, ненорма! – орет Талия.
– Ну вы вообще, – говорю я и морщусь.
– А я люблю выдавливать, – сообщает Пас.
– Можно возьму твой консилер? – спрашивает Талия.
– Не обломится, колонизаторка, у меня только для моего оттенка кожи, – отвечает Ро и закатывает глаза.
Пас пожимает плечами, а я роюсь в сумке, выуживаю почти пустой тюбик и передаю Талии. Еще раз проверяю, не пришло ли сообщение от Поппи.
– Достали меня Исайя и его козлищи-друзья, – говорю я – понятное дело, имея в виду Эдисона. Смотрю на Талию, но ей все пофиг, она пялится в зеркало и подмазывает подбородок.
– Зато у Исайи дом что надо, и к нему сегодня люди придут, так что не вякай, подруга, – говорит Пас и показывает мне язык, а я ее фотографирую.
– А Поппи где? – спрашивает Талия.
Все смотрят на меня. Я показываю пустой экран телефона и пожимаю плечами.
– Без понятия, – говорю я.
– Она тебе не ответила? – удивляется Пас.
– Я ей раз двадцать написала. Мы днем собирались встретиться – и ни фига.
Какое-то странное молчание. Непонятный пустой миг, будто без воздуха. Поппи так долго нас всех объединяла. Все смотрят на меня – типа я-то должна знать, где она, но Поппи мне не отвечает. Я снова пожимаю плечами.
Ро встает и кружится – косички взлетают, юбка облегает попу.
– Я как, похожа на шлюху? – спрашивает она. Складывает губки бантиком – бордовые и блестящие на фоне темной кожи.
– До определенной степени, – говорит Талия.
На ней комбинезон с узорчиком. Мне он нравится больше моего летнего платья. Она замечает, что я ее разглядываю.
– Чего?
Я слегка раздуваю юбку.
– На тебе бы клево смотрелось!
– У меня лифчик неподходящий, – говорит она.
– Поменяемся! Ну давай, размер у нас один, а тебе больше пойдет, чем мне.
Она смотрит на меня, прищурившись.
– Вирджиния, нам уже не одиннадцать лет.
В одиннадцать мы менялись одеждой и играли, будто мы близнецы. В те времена дружить было проще. Мне не приходилось бороться за каждую улыбку.
– Как хочешь! Просто хотела сделать тебе одолжение.
Пас (она сидит на кровати) закатывает глаза – но я знаю, что не в осуждение. У нас принято проявлять заботу друг о друге. У нас принято хорошо выглядеть и тащиться от того, что мы хорошо выглядим, и то, что мы от этого тащимся,