ручей, небольшая детская площадка. Нахожу качели. Нахожу свои ноги, смотрю, как они шаркают по гравию, он ночью тусклый и серый.
– Тебе, наверное, лучше домой, – говорит Руми.
Я сажусь на качели.
– А я не хочу домой.
– Ладно. – Руми отталкивается, раскачивает качели. – Давай покачаемся.
Ветер холодный, летит в лицо, отбрасывает назад волосы, платье липнет к ногам, мы оба хохочем, раскачивая качели до небес – сейчас пробьем в них дырку, хохочем так, что мне даже нечем дышать.
– А детство еще не кончилось, – говорит Руми, тормозя.
Сердце колотится, голова ясная. Неподалеку квакает лягушка, я достаточно пьяная и достаточно трезвая, чтобы нутром вспомнить, как мягкая мокрая лягушка тычется мне в ладонь, шебуршится, щекочет, заставляет хихикать. Я ловила их прямо здесь, в этом парке. Настораживаюсь, будто я кошка и учуяла мышь.
– Чего? – спрашивает Руми.
– Лягушка, – говорю я. Вот опять, внизу, под склоном. Иду на звук, за спиной смех Руми. – Ты что, не слышишь? Совсем рядом, – говорю я. Снимаю туфли, ставлю на камень. Ступни погружаются в жижу, лодыжкам холодно, я шлепаю по ручью.
Руми садится рядом на корточки.
– Вон там. – Указывает пальцем.
Я подкрадываюсь ближе, ближе. Вот она. Маленькая горбатая тень. Руми ухмыляется. Глаза блестят. Бросок – и да, я до нее дотрагиваюсь, но, едва почувствовав напряжение скользких мокрых мышц под рукой, падаю назад с криком, попой в воду. Платье вымокло, а мне не унять смех. Лягушка возмущенно квакает, перепрыгивает на другой камень. И там снова замирает – типа, ну, мы ж ее, понятно, больше не видим, раз она сдвинулась с места.
Руми сгибается пополам от хохота, даже не может дышать.
– А я когда-то отлично ловила лягушек, – говорю я.
Руми садится рядом со мной в жидкую грязь, обхватывает меня рукой за плечи и все хохочет. Прижимает к себе, потом отпускает.
– Я и теперь ее вижу, – говорит он. Шаг вперед, задирает рукав до локтя, белый хлопок сияет на фоне кожи. Мгновение все тихо, неподвижно, даже деревья не шелестят на ветру. Руми выбрасывает вперед руку, быструю, как змея, лягушка скрывается в кулаке. Я верещу, зажимаю рот ладонями.
– Держи, – говорит он и роняет лягушку мне на колени.
Я хватаю ее, пока не ускакала. Лягушка просовывает голову между пальцами, я поднимаю ее повыше. Заглядываю в глаза. Говорю:
– Привет.
Она делает прыжок, мы ловим ее снова. И снова и снова. Бедняжка. Но мне в кайф. Все это в кайф. Прохладный вечер. Ручей. Деревья над головами. Звезды, тусклые из-за фонарей, фар, освещенных окон. В кайф, что рядом Руми с его теплом. В кайф гул ночных насекомых, поющих песни луне. Но больше всего мне в кайф, что кожа у меня мокрая, платье перепачкано, лицо перемазано, волосы взлохмачены. Вот такая я себе в кайф.
Указываю рукой, в которой лягушка:
– Вон там, под камнями, летом полным-полно садовых ужей. Я их ловила, засовывала под футболку и держала там, они сперва