на дереве и решила забрать. Тем более, даже если он чей-то будет лучше самим дать знать о его находке, чем оставлять мокнуть.
– Я могу сделать флаеры, – предложил Оливер. – Расклеим завтра утром.
– Спасибо, – улыбнулась я, – и спасибо за шалаш.
– Он твой, – пожал плечами сосед. – Не стоит благодарностей.
– Ты сохранил его.
Оливер шумно набрал воздуха, – да, не мог же я выбросить свой шедевр, тем более он тебе был дорог. Я ставил на то, что он не потерял актуальность.
– Он правда много значит для меня, – я помолчала, – особенно сейчас.
Стол покрылся синей скатертью, на которой, как по волшебству, стали появляться первые огоньки длинных свечей, тарелки, словно цветочные поля, усыпанные узорами и завитушками причудливых растений. Бокалы наполнились вином. За разговорами обед плавно перетек в ужин. Звенели добрые пожелания, смешные истории, смех выходил из берегов и казалось, что так мы собираемся всю жизнь. Воск свечей медленно капал на подсвечники. Под потолком висело какое-то общее, объединяющее чувство легкости. Оливер сидел напротив, изредка подмигивая мне и подливая вина. Мне стало так тепло и спокойно, я старалась не думать, как долго со мной пробудет это ощущение, но здесь, в дорогом доме, в окружении улыбок близких, запахе леса и терпкого вина, я растворялась.
Небо переоделось ко сну. Поздний вечер застыл морозной свежестью на улице. Я открыла окно, впуская воздух. Вдалеке мигали молнии, гром рыкал, как зверь, заточенный в клетке. Оливер встал рядом, одной рукой отодвигая занавеску, как бы подглядывая за миром, в другой он держал бокал.
– Красиво здесь, – тихо отозвался он, его голос смешался и утонул во всеобщем радостном восклицании, когда в комнате появилась мама с пирогом в руках, – А теперь гвоздь программы. Бет поистине лучше всех занимается выпечкой и, отрывая от сердца, я дам всем по кусочку.
Я смущенно улыбнулась, прочитав в лице Оливера азарт, – про твои пироги отец слагает легенды.
– Хочется верить, что они оправдают твои ожидания, – я передала ему кусочек. Яблоки выглядывали в разрезе между золотистой корочкой, мороженное медленно стекало с горячего теста, пропитанного корицей.
Легкое волнение прошлось током по телу, и я замерла, как маленький ребенок, в ожидании реакции.
– Боже мой, до этого я никогда не ел сладкое. Все это было просто пародией на выпечку, – прикрыв глаза говорил Оливер, а я улыбалась. Красный румянец от вина прикрывал мой настоящий, не выдавая всю сладость его похвалы.
– Можешь забрать себе то, что останется.
– Ничего и не останется, – с набитым ртом произнес папа, качая головой.
Выпечка сближает. Совершенно не обязательно, чтобы это был штрудель или шарлотка, ограничений никаких нет. Это просто любовь, укутанная в тесто, сахарная радость и молочные реки доброты, которой хочется делиться. В каждом кусочке моих произведений кулинарии всегда чуть больше, чем просто ингредиенты из толстой поваренной книги прабабушки.
Крошки