противоположность Марине: невысокий рост, заурядное телосложение, бесхитростная прическа с прямым пробором, обычное, ничем не примечательное лицо с голубыми глазами. Но ее магнетическая сила и чистота души были поистине выдающимися и замечательными качествами, распознать которые дано далеко не каждому, а лишь людям с тонкой и чувствительной натурой. Она совсем не подходила под расхожее представление о москвичках, а потому считалась белой вороной. Ее манеры и простота в общении выдавали в ней провинциалку. Даже имя у нее было старомодное, деревенское какое-то. Брускова, однако, нисколько на это не обижалась ни на людей, ни на волю провидения. Ей такое просто не приходило в голову. Эта особенность внутреннего мира Антонины и сближала ее с Мариной.
Управившись с первым, домохозяйка предложила Лосевой второе – жареную свинину с картофельным пюре. Марина отказалась. Антонина убрала со стола глубокие тарелки, сложила их в раковину и, как бы рассуждая сама с собой, тихо произнесла:
– Мне картошки тоже не хочется… Что ж, плавно переходим к десерту и кофеёчку. Тебе кофе, как обычно?
– Да, Тонь.
– Чего нос повесила? – заволновалась Антонина.
– Так. Ничего.
– Да не бери ты в голову! Не зацикливайся на своем бородаче!
Брускова включила электрокофемолку, и та зажужжала. Шум встревожил сон ребенка, который не замедлил известить женщин о своем пробуждении недовольным криком.
– Проснулся! – сказала молодая мать. – Сейчас! Сейчас! Иду! – нараспев громко произнесла Антонина и, вытерев руки о полотенце, поспешила к малышу. – Подожди чуть- чуть! – бросила она Марине. – Я мигом!
– Беги к своему Сергуньке! – Гостья понимающе улыбнулась. – Не обращай на меня внимания.
Оставшись одна, Лосева машинально потянулась к пачке сигарет, но вспомнила, что на кухне с минуты на минуту появится голодный малыш на Тониных руках, и передумала. Марина недовольно поджала губы, словно девочка, которой не купили мороженое. Затем она усмехнулась своим, только ей одной ведомым мыслям, убрала зажигалку с куревом и с удовольствием втянула в себя аромат наполовину размолотых кофейных зерен.
Глава третья. Разговор с пристрастием
В глазах Степаныча темнело. Но не потому, что солнце, выполняя свою назначенную свыше ежедневную процедуру, садилось на западе, а из-за того, что крепкие руки стоящего напротив верзилы тисками сжимали горло. Старика с выпученными глазами душил человек, годившийся ему в сыновья, но явно не состоявший в родстве со своей трепыхающейся жертвой. Да и та вряд ли желала бы иметь такого наследника. Пенсионер ловил воздух широко раскрытым ртом с двумя рядами редких гнилых зубов, напоминающими древнюю, вросшую в землю ограду с недостающими во многих местах кольями. Раздавались предсмертные хрипы, старик медленно испускал далеко не ароматный дух.
Его мучитель хладнокровно ждал остановки изношенного сердца, не выпуская изо рта дымящейся сигареты.
Степаныч был уже готов распрощаться со своей не очень-то праздной и веселой жизнью, как до его слуха, словно