я уже седой. Живу один со своим серым паласом и торгсиновским чайником.
Но давайте вернемся в Барду к тем прошлым годам. Война кончилась. Приметы ее времени постепенно отступают. Везде оживают дымоходы.
Больше стало слышно мужских голосов. Женщины во дворе развешивают белье и ругаются из-за какого-то куска веревки. Бранят детей за шалости, из-за разных пустяков ссорятся между собой. Проходит совсем мало времени, и они как ни в чем не бывало болтают друг с другом…
После войны многое переменилось. С крыш домов давно уже сняты сирены воздушной тревоги.
Возвратили хозяевам радиоприемники. Из окон льются голоса Шовкат Алекперовой, Хана Шушинского, Рашида Бейбутова…
Да, многое изменилось, но хлебные карточки как были, так пока и остались. В воскресенье на базаре не протолкнешься. А бардинский базар – единственный, «мирового значения». Кто-то продавал солдатские шмотки, кто-то их покупал, кто-то взвинчивал цены, кто-то их сбивал, в одном углу купил задешево, в другом перепродал втридорога. Одним словом, описать, что творилось на базаре, нелегкое дело даже для того, кто толкался на нем не раз и не два. В общем, бардинский базар – одно из чудес света. И кто кого обманывал, было непонятно. Закон – базар!
Война кончилась, и, я думал, земля отдохнет, деревья, поля, коровы, быки отдохнут. И люди отдохнут, сядут на камушки под забором и обогреются на весеннем солнышке. Это я так думал детским своим разумением. Но все оказалось совсем не так.
Фашисты разрушили тысячи городов, сел, деревень… Потребовалось много рабочих. И рабочих этих надо было кормить. И опять земля оборачивается плугом, с полей доносятся тысячи голосов, коровы дают молоко, приносят телят… Словом, по-прежнему идет работа, работа, работа. Только нас, ребят, уже не трогают. Говорят: «Хватит! Сколько могли, столько помогли… А сейчас вы должны учиться, и еще как! Будущее за вами!»
Когда я слышал это, мне становилось смешно. Как это будущее зависит от нас? От нас, ребят?
Словом, ходим в школу, учимся, и наши учителя все делают, чтобы мы учились хорошо!
Я учился неплохо. Только прихрамывал по алгебре, геометрии, химии, они почему-то мне не давались, сколько бы я над ними ни мучился. А литературу и историю глотал как родниковую воду.
В школе появились новые учителя. Молодые, прямо из техникума. Некоторые даже ниже нас ростом. Вначале они стеснялись, не знали, как с нами разговаривать, с чего начать… В конце концов дело все-таки налаживалось.
Однажды я пришел в школу и узнал: внезапно умерла учительница Микинат! Как так? Не может быть! Вчера же была на уроках. А я-то, глупый, считал, что человек должен долго болеть, а потом умереть…
Приближались холода. Все готовились к зиме. Из кузницы доносились удары молота. Мастер клепал железные печки, покупателей было много, а печей мало. Не хватало кровельного железа.
Некоторые, у кого крыша была покрыта железом, от нужды снимали кровлю и продавали ее мастеру, а крышу покрывали глиной. У входа