отец живет далеко отсюда. И его имя вам ничего не скажет. Своей матери я не знал вовсе. Когда-то давно я был воином, но это в прошлом.
«Замечательно, – подумал Моав, – теперь он мертвец». «Я спасен, – вздохнул Лот, – труп никому ничего не расскажет» Впервые за вечер их мысли вторили друг другу. Бросив лукавый и довольный взгляд на Лота, Моав обратился к пленнику уже без какого либо намека на уважение:
– Этот добрый человек, – кивок в сторону главы совета, – обвиняет тебя в преступной связи с его чадом – Ариэлем. Я как ревнитель порядка в городе обвиняю тебя в бродяжничестве и нарушении мирной, богоугодной жизни его жителей, в нарушении душевного спокойствия порядочных людей. Ты не только соблазнил молодых девушек и юношей, но и предавался разврату в доме вдовы Лилит на этой площади. Рядом с храмом и зданием совета старейшин. Это серьезнейшее преступление, требующее соответствующего жестокого наказания. Есть тебе что ответить?
Моав смотрел с вызовом, но Хейлель тем же ровным тоном с улыбкой на лице ответил ему:
– Никого не принуждая силой, я предавался любви. Я любил их в тот вечер. И люблю их сейчас. Разве любовь не богоугодное дело? И разве не все равно, где любить друг друга, рядом с храмом или вдали от него?
Лот не выдержал и бросил в лицо пленника несколько жарких, гневных фраз:
– Что знаешь ты о любви, бродяга? Бог против разврата между мужчинами! Мой сын никогда бы не полюбил тебя! Ты его опоил! Опоил!! Нельзя любить и вдову, и шлюх, и моего сына! Нельзя!!
– Можно, – пристально глядя в глаза Лоту проговорил Хейлель, – и будь вы поумнее, я полюбил бы и вас!
От такой наглости Лот покраснел, и Моав от греха подальше позвал стражу, чтобы та, подождав десять минут, увела пленника обратно в подвал. А сам начальник стражи достал из кошелька маленький пузырек с мутной желтой жидкостью и показал его Лоту. Тот понимающе улыбнулся. Все было решено. Они убьют этого наглеца и вывезут тело за город. Моаву предстояло все устроить, а Лоту не мешало отдохнуть и успокоиться. Все обсудив, глава совета и начальник стражи расстались до вечера.
Пока происходил этот разговор, жена Лота Мария встретилась со своей сестрой – женой Моава и узнала у нее все подробности случившегося. Обе они уже долго были замужем и имели свои тайны, как и способы их добыть. Мария, женщина богобоязненная и по-своему добрая, не могла спокойно воспринять новость о готовящемся тайном убийстве чужеземца. Какие бы чувства она ни питала к нему, она понимала, что в грехе виноват, кроме него, и ее сын. И уж тем более она не хотела, чтобы ее муж был причастен к такому постыдному заговору и убийству. Поразмыслив и обсудив дело с сестрой, она приняла единственное доступное ей решение – предупредить пленника. Написав несколько строк, она отдала пергамент сестре, взяв с нее обещание лично передать его Хейлелю.
Вот как получилось, что, вернувшись в темницу, он обнаружил под кувшином с водой пергамент с наскоро начертанными словами:
«Чужеземец,