из динамиков не всегда разборчиво объявлял остановку. Я чувствовал, что скоро выходить, но страх мешал попросить, чтобы дали пройти. И я покорно ехал дальше. Выходил вместе с толпой галдящих мужиков у проходной какого-то завода и опрометью бежал назад. Второй класс. Зинаида Владимировна. Я жутко боялся ее упреков и осуждения. А еще была девочка. Я знал ее со средней группы садика. Красивая армяночка. Рита Касян. Разве мог я опоздать и опозориться перед ней?
Поэтому ходил пешком по бесконечно длинной улице Зеленый яр. Но тут тоже случались неприятности. Где-то на полпути к школе стояло несколько цыганских домов. Цыганята не учились. Они с утра до ночи шатались по округе. И каждый раз я ловил на себе их насмешливые взгляды. Слышал непонятные грубые слова. Каждый раз готовился к драке. Но трамвая боялся больше. И выбирал цыган.
У всех во дворах тогда росли абрикосы и черешня. И груша, и каштаны. И, конечно, шелковица. Ее темный сок выкрашивал тротуары на всю длину, будто раненая ночь, пробегая, оставила кровавый след.
На уроках английского, в лингафонном кабинете, мы заучивали смешные стишки.
Window – door,
Ceiling – floor
Из школы я всегда торопился домой. Там меня ждал щенок Флинт и сто тридцать семь вкладышей от жвачек в обувной коробке. А еще детективы Энид Блайтон. А может быть и папа. Он всегда что-то привозил для меня и для мамы. Мне – ковбойский пластмассовый карабин странного синего цвета, маме – огромную хрустальную люстру. Мне – настольный баскетбол, маме – шикарный набор косметики, в виде бордового сундучка с кучей выдвигающихся полочек. А однажды отец подарил мне электронную игру «Полет на Марс». Я жал на кнопки, и мигающий огонек торпеды несся через черноту космоса к звездному кораблю. Когда огромная батарейка садилась я еще полгода мог спокойно лизать ее оттопыренные контакты и щипать язык. Лучшие друзья знали, что у меня всегда есть такая роскошь. Они просили ущипнуться, и я щедро их угощал.
– У тебя все просто. Ты знаешь, чего хочешь. А у меня просто никогда не бывает. И в голове сумятица.
«У всех все просто. У всех все сложно» – думаю я.
Она смотрит на балконные окна, тушит сигарету и говорит:
– Надо бы их отмыть. Все в разводах и пятнах.
Я безразлично киваю. Слова бессмысленны и пусты. Это не наш балкон и не наш дом. Снятая на трое суток квартира забудет нас, как распоясавшаяся весна, забывает недавнюю зиму.
– Пойдем завтракать.
ОСТРОВ
– Вам что-нибудь нужно, прежде чем мы начнем? Сигареты, вода?
– Да. Хорошо бы пачку сигарет.
– Пожалуйста. Готовы?
– Да.
– Итак. Почему вы согласились на интервью?
– Ну… Суд же закрытый был. А я хочу чтобы люди знали – никакой я не террорист.
– А кем бы вы себя назвали? Газетчики окрестили вас «Летним подрывником». За три месяца вы взорвали сколько? Пять мостов?
– Я никем себя не назову.