официальный профиль – массажист, с ней заключен трудовой договор. И отпуск у нее не раньше мая, график уже подписан. За свой счет дни она взять может, но пока чисто теоретически. Я-то подпишу, но надо мной есть еще начальство. Оно может возражать. Поэтому ей надо быть здесь и надо где-то жить. В больнице она жить не может. Ираида ваша ее не знает, и если Глаша не будет таскаться к ней, и будет держать язык за зубами, то и не узнает. К тому же, это временный вариант, все равно надо будет искать что-то понадежнее.
Аля нахмурилась.
– Но почему? Почему?
– Есть свои правила. Их нарушать нельзя. Она нарушила. Дважды. Если она сейчас исчезнет до того, как ее отпустят, по согласованию, официально, она будет считаться нарушившей трижды. Это карается. Иногда смертью. Я не шучу.
Повисла тишина. Аля сидела с белыми, как бумага, губами. Она даже говорить не могла, только рот открывала, словно рыба, выброшенная на песок, и судорожно хватала воздух. Глаша прижалась к ее плечу. Зоя встала, прошлась по палате, откашлялась.
– Алевтина, послушайте. У меня есть союзники. Они достаточно могущественны, чтобы справиться с ситуацией, но вы должны слушать меня беспрекословно. Обе. Вы вызываете Лелю и уезжаете с ней. Глаша сидит здесь, в больнице. Тихо, аки мышь. Я занимаюсь тем, что выясняю, как ее вызволить. Это все. Теперь берем себя в руки, утираем слезы, говорим друг другу «до свидания» и расходимся в разные стороны. Глаша остается здесь, в больнице, я везу вас домой.
Аля испуганно смотрела на Зою снизу вверх.
– А если заявить, ну в органы… правоохранительные… они же…
– Вы хотите на тот свет вместе с дочерью? И еще меня прихватить? Тогда я вот прямо сейчас выхожу и валю до ближайшего аэропорта. И лечу первым же самолетом в первом же попавшемся мне направлении. И отправляю откуда-нибудь по почте заявление об увольнении по собственному желанию. И даже отказываюсь от денег, даже если они мне и полагаются. А вы идите. Куда хотите. Хоть к ментам, хоть в ФСБ. Но тогда проще открыть окно, обняться, и вдвоем – вниз. Вниз головой. Прямо сейчас. Хотите?
Аля затрясла головой.
– Но почему я не могу остаться здесь до завтра, до вечера? Палата же оплачена. Я позвоню Леле, она приедет сюда за мной. Я боюсь, что…
Зоя прервала ее.
– Нечего бояться. Пока Глаша сидит здесь на сохранении официально и законно, с больничным листом – ее никто не тронет, и ее никто не будет искать. Потому что и так знают, что она здесь. А значит и к вам не придут ее искать. А более ни для чего вы не нужны. И не надо лишних разговоров и явлений посторонних личностей. Вы едете домой, Леля едет к вам туда. В конце концов, может, вы об этом еще до Нового года договаривались, кто знает? Напишите ей, что ждете ее приезда. Что это важно. Только на всякий случай не рассказывайте подробности. Она же клялась на кресте – и вам, и Глаше. Пришло время выполнить обещанное. Так и скажите ей.
Крыть было нечем. Глаша безропотно собрала вещи, обняла маму, поцеловала