уверены, что месье не останется здесь ночевать? – спросила она. – Может быть, привезти еще один комплект постельного белья?
– Че она на меня так таращится? – по-русски поинтересовался Гаврюшкин у Анны. – Нормальных людей что ли не видела?
– Просто у нее другие представление о норме, чем у тебя, – ответил Норов.
Объяснение не показалось Гаврюшкину убедительным.
– Ю – окей? – сурово обратился Гаврюшкин к Лиз.
Лиз поспешно закивала.
– Простите, я очень плохо говорю по-английски, – произнесла она с сильным акцентом.
– А вы общайтесь с ним через Анну или меня, – предложил Норов. – Мы постараемся ему объяснить.
– Спасибо, месье Поль.
– Че ты ей сказал? – подозрительно осведомился Гаврюшкин.
– Что с тобой лучше не разговаривать.
– Это почему еще?
– Потому что любой человек после первой же фразы жалеет, что с тобой заговорил.
– Бля, Нор! Ты опять?
– Именно это я и имел в виду.
– Если месье все же захочет остаться, он может переехать с вами, в другой жит, – предложила Лиз. – Там много места. Целых шесть спален – хватит на всех.
– В этом нет необходимости, – прохладно возразил Норов. – Месье торопится домой.
– В Россию?
– Да, в Россию.
– Че-че про Россию? – насторожился Гаврюшкин.
– Кстати, у нас тут еще одна знакомая, – продолжал Норов, не отвечая ему.
– Месье приехал не один? – догадалась Лиз, бросая взгляд на постельные принадлежности, разложенные на диване.
– Русские любят компании, – уклончиво заметил Норов. – Сейчас я вас познакомлю. Ляля, ты где? – позвал он.
В свои европейские путешествия Норов пытался брать девушек, но архитектура, живопись и музыка их волновали меньше, чем модные бутики и обеды в «звездных» ресторанах, и он отказался от их компании. Он приглашал с собой и Дорошенко, но тот, в прошлом заядлый театрал, уклонялся, несмотря на всю свою услужливость. Пыжик как раз предпочитал морские курорты, снимал дорогие виллы в Ницце или Италии и отдыхал там со своей глупой невежественной женой, для которой, по мнению Норова, и Египта-то хватило бы за глаза.
Европа пробудила в Норове еще одну страсть: к красивой одежде. Тряпки надолго стали его слабостью. В нем с детства нарастал протест против замызганной, неухоженной, грязной и тусклой советской провинциальной жизни. Одеваясь элегантно, он будто разрывал свою связь с ней, переставал быть обитателем болота.
Он привозил из Европы вороха одежды. В лучших бутиках Парижа, Рима и Лондона его узнавали в лицо, и однажды директор очень известного торгового дома, специализирующегося на элитной мужской одежде, предложил ему заказывать вещи по индивидуальной мерке, напрямую. Норов согласился и вскоре горько об этом пожалел.
Итальянские дизайнеры дважды в год стали доставлять ему в Саратов коллекции, состоявшие из десятков летних и зимних костюмов, рубашек, брюк, плащей, пальто, джемперов, даже носков и белья. Стоила каждая коллекция не меньше полутора