семья не распалась, в ней просто осталось два члена: я и Мартын. На алименты рассчитывать не приходилось.
Итак, когда я закончил переносить вещи в свою новую комнату – основную тяжесть составляли книги, но была также и одежда, и даже мебель, а именно, моё любимое кресло (мой маленький хэтчбек оказался в буквальном смысле забитым под самую крышу, и единственным свободным местом было водительское сиденье. Впрочем, на коленях у меня лежал ноутбук, бережно завёрнутый в старую наволочку) – так вот, когда я закончил переносить вещи, я встал посреди комнаты и огляделся. Для большей картинности момента взял на руки Мартына, но он моментально вырвался и спрятался под диваном, выметая оттуда клочья пыли нервными взмахами хвоста. В комнату зашла тётя.
– Ну что, устроился? Как тебе жилплощадь?
– Замечательно! Спасибо вам большое, Анна Львовна, так выручили… – начал я с приторной учтивостью.
– Да брось ты, родственники же. И ты мне помог в своё время. Вот только эту Анну Львовну прекрати, – ответила она сурово, но со смутно ощущаемой благосклонностью. И я понял, что мы найдём общий язык.
Итак, Анна Львовна. Или, по всей видимости, тётя Аня. Старшая сестра моего отца, ей было пятьдесят с чем-то лет. Одиннадцать из них она была вдовой – муж погиб в пожаре, вместе с дачей. Отношение к ней в семье было странное – её почитали вздорной женщиной, даже со странностями, но при этом втайне завидовали ей. Чему именно? Да именно тому, что она могла себе позволить считаться вздорной женщиной со странностями и при этом не обращать на это ровно никакого внимания. К сожалению, в детстве мы с ней нечасто виделись, поскольку мой отец, кажется, стеснялся её присутствия, но все эти редкие встречи запомнились мне, как встречи с некой параллельной жизнью, протекающей в непостижимой простым людям вселенной. Молодость её прошла бурно, а теперь тётя была одинокой вдовой, хотя одиночества этого она, кажется, не боялась. А уж если перебрать все слухи о той самой бурной молодости и принять хотя бы половину из них за правду, могло показаться, что не боялась она ничего. И теперь она стояла передо мной, ничуть не возмущённая ни моим появлением, ни появлением четвероногого Мартына, и разглядывала нас с вежливым любопытством, как ещё одно непостижимое явление жизни, которому в очередной раз не удалось выбить её из колеи достоинства.
– Виноват, тётя Аня! – отрапортовал я, пытаясь за дурашливым тоном скрыть смущение.
– Вот так-то лучше, – кивнула она в ответ, – всего-то несколько лет как не виделись. Чувствуй себя как дома.
Жила она на заработки мужа. Того самого, который погиб одиннадцать лет назад. Он был художником, да и вообще творческим человеком, во всех отношениях, и именно он сделал молодость тёти Ани такой бурной. Их брак был той темой, которая на семейных собраниях обсуждается лишь под вечер и шёпотом, с театрально округляемыми глазами. По слухам, там была настоящая