пришла… она. Она, она!.. та, быть может, ради которой и было затеяны всё наше судопроизводство, весь наш неистовый волюнтаризм и изящные погремушки. Сванова Лариса. У меня даже сердце на минуту заболело при виде нагрянувшего ко мне чуда.
Шесть недель назад она вдруг стала мисс нашего замурзанного городишки, нашего подлого Гражданска, её портрет в короне победительницы – богини, богини, невероятной, ослепительной, статной, гордой, виолончельной и лебединой! – напечатали на первой полосе районной газетёнки.
В конкурсе писаных красавиц она победила будто играючи, никто даже и близко не мог подступиться к ней. И оттого я теперь возносился в надскальные выси и низвергался в бездну на головокружительных качелях, в диапазоне промеж триумфом и отчаяньем: с одной стороны, она – сама она! – ныне стоит предо мной, с другой же, ей нет даже сколько-нибудь внятной альтернативы. А я в такой альтернативе нуждался. Иначе всё предприятие, в которое вложено столько средств и трудов… чёрт! Чёрт!..
Она и держала себя теперь не так, как все соискатели.
– Вы мне написали? – спросила меня эта лебедица, эта совершенница, эта роскошная заноза и зазноба.
– То мои ассистенты и прочие приспешники, я даже не знал ничего, – смущённо ответствовал я.
Красавица моя лишь усмехнулась.
И правильно, что усмехнулась. Ибо позавчера, к ночи ближе украдкой собственноручно в почтовый ящик богини опустил с лобызанием личное приглашение сниматься в фильме, заключённое в изящный конверт с каллиграфически выписанными словесами. Адрес её я разузнал сразу после конкурса, натурально проследив за ней на улице прямо до парадного. Она меня тогда, разумеется, не заметила. С чего бы ей, собственно, заметить меня? Я бы на её месте тоже себя не заметил.
Газету же она, должно быть, вовсе не читала. К чему вообще красавицам газеты читать! Поди удивилась, придя и увидев столько гнусного соперничества!
– Ну, так что, я принята? – спокойно спросила она.
– Принята, принята, сногсшибательная! Принята, помрачительная! – заторопился я. – Теперь завтра к девятнадцати часам приходи сюда – все отобранные соберутся посмотреть друг на друга ещё раз, и мы об нашем кино совокупно рассуждение поведём.
Так сказал я.
– А со сценарием ознакомиться можно?
– Что ты! Что ты! – замахал я руками. – Этого даже тебе не положено. Строжайший секрет! За семнадцатью печатями! Завтра приходи, милая! Будет тебе и сценарий, будет и кино!
– Хорошо, я приду, – сказала она и вышла.
6
Чёрт, чёрт! С каким изяществом, с каким блеском она поддела меня, окрутила и выкрутила. На что мне все прочие, если она будет со мной? Но нет, нет, прочие мне тоже необходимы!
Я продолжил мой – тьфу! тьфу! – кастинг. Теперь я вёл его ещё циничней и бесцеремонней. Ещё подлее и безжалостнее. Немало слёз девичьих было пролито в сей день отвергнутыми соискательницами. И правильно, и пусть льют! Пусть себе ревут и рыдают! И волоса