сутками сидят в дрянных социальных сетях. Мозги себе высушивают.
– Я тоже сижу, – тихо говорила она.
– Сейчас-то не сидишь, потому и умница. Как книжка? – спрашивал ещё я.
– Ничего, только скучно, – доверчиво отвечала она. – И ещё тут пишут про то, что не бывает.
– Всякое бывает, милая, – возражал я. – Иногда даже и такое, что невозможно.
– Если б невозможное случалось, мы бы сделались другими, мы бы стали шире и беспощаднее.
– Ой, не дай бог нам стать такими, как ты говоришь, – говорил я ей, выходя.
Кажется, я понемногу её приручал. И так же приручить мне предстояло всех остальных.
К семи часам подтянулись званые и почти уже избранные. Обезьянка впускала их в дом, рассаживала в зале и наказывала сидеть тихо.
Наконец, заявилась Лариса. Сердце моё сжалось. Зал же будто озарился.
Лариса села на скамью. Босая, как все остальные. «Разувайтесь! В доме чисто», – наказывала моя помощница всяк сюда входящему.
В ней, в богине, не было ни малейшей заносчивости. Даже старшинство моей обезьянки она принимала как данность. Негромко спросила у Гульки, нет ли каких-то известий о приезде съёмочной группы. Та серьёзно отвечала, что, возможно, сегодня появятся.
Я большебратственно и неотрывно взирал на Сногсшибательную. О, если бы сегодня всё разрешилось! Если бы всё получилось! Я приблизил изображение. Рассматривал это удивительное лицо!.. Хотелось сидеть и смотреть, только сидеть и смотреть!.. И ничего более!.. Хотя от чего-то большего, разумеется, всегда нелегко удержаться!..
Мест всем не хватило. Парни – их было трое – стояли у стеночки, девчата сидели. Так распорядилась мартышечка. Сама она тоже стояла.
Я собою гордился. Хороши были все – каждый по-своему. Я собрал самый цвет городишки, самую его пыльцу, самую его красоту, самую эссенцию, самую позолоту. Другой бы попробовал сделать то же, так непременно бы претерпел неудачу, это уж точно. Теперь задача моя – их всех удержать!
Я потомил их немного, решительно погасил монитор и вышел в зал.
8
– Внимание на мой голос! – прежде всего сказал я и сотворил на лице своём этакий студенистый оскал, этакое прохладное заливное блюдо. – Вы все меня уже видели, теперь видите сызнова, – ещё сказал я, – и вот приспело время нам всем познакомиться, а потому здравствуйте!
Юницы дружно поднялись. Как школьницы в классе. Да они все, собственно, и были школьники и школьницы, последнего или предпоследнего класса. Кто-то учился в профлицее нумер два, скудной достопримечательности нашего куцего, бесноватого городишки.
И она, она – Лариса! – также стояла передо мной!
– Сидите, сидите, – махнул рукой я. – Итак, кто не знает, звать меня Саввой, фамилия у меня горделивая: Супов, а вот отчество подгуляло немного: Иванович. Тьфу на такое отчество, скажу вам я! – сказал я. – Впрочем, мы здесь собрались не чужие отчества обсуждать. А собрались мы снимать кино! Не правда ли, драгоценные?
Тут