Он воспринимал её как данность, такую же неоспоримую, как солнце на небе и поля на земле, как отца и маму и даже различал её в мирном жужжании пушистого шмеля. И неизвестная сила отвечала ему взаимностью, оберегала и любила.
Однажды поздним зимним вечером они с другом Колькой решили испытать себя на храбрость. Серьёзно наблюдая друг за другом, они напялили валенки, закутались в шарфы и вышли во двор. Мела позёмка, на лиловом небе смутно темнел дальний лес.
– Иди, – поёжился Колька.
– И пойду, трус! А ведь мы слово давали.
– Сам ты трус!..
И мальчики осторожно пошли к лесу, высоко задирая ноги, утопая в снегу…
Обратно их принесли замёрзшими, испуганными и закутанными в большие тулупы. Когда они отогрелись, отцы, не сговариваясь, сняли ремни и всыпали так «чтобы остеречь на будущее». Странно: боль быстро забылась, пострадавшее место, сами понимаете, мягкое. Не забылось Ванюше одно. Когда они окончательно потеряли собственные следы и накричались до хрипоты, он остановился, прислушался, и, схватив друга за руку, потащил сквозь кустарник и молодую поросль. Ветки больно хлестали по лицу, а он шёл и повторял: «Нам туды. Нам туды надо».
Колька запомнил порку и больше в лес ночью не ходил, пока не вырос. Ванюша вспоминал пережитый кошмар и тот спасительный голос. И на лес обиду не держал – сами виноваты, тоже мне храбрецы.
У них в посёлке жил гармонист, кстати, тёзка мальчика. На все праздники обязательно зазывали его: «Ванька айда, и гармонь захвати». Ванька, Ванькой, а пел он так задушевно и пронзительно, ни одно сердце устоять не могло. Ванька погиб глупо и обыкновенно: напился и замёрз, когда возвращался с праздника, в том самом лесу его и обнаружили утром. «И чего туды попёрся, чудило пьяное». И лицо его и повадки Ванюша, как ни силился, не мог вспомнить, а вот голос запросто. На пластинках так редко пели.
Таким же был и тот подслушанный однажды в заснеженном, тёмном лесу голос – незабываемым и сильным. А, кроме того (и в этом Ванюша, не сомневался) – верным. Верный, вернее любого самого точного компаса.
Ванюша вырос и как-то незаметно все стали называть его Ваней.
Детство, конечно, у каждого оно своё. И не всегда беззаботное: «У выродок и откуда ты мою голову взялся?». И тогда не до нежностей, нужно было не по-детски, с запасом, думать о дне завтрашнем. Вера в чудо для этих маленьких добытчиков – пустой звук: «Все чудеса с накладной бородой. Эти фокусы нам известны. Эх, ты мелкотня пузатая, – отмахнётся надутый карапуз, – Ага, жди, что тебя из мешка, запросто так, накормят и напоят. Пока сам не постараешься – сгинешь с голоду». В маленьком сердце любовь ещё поискать нужно, постараться по всем закоулкам. Забитая и загнанная, приученная бояться она – любовь – может и не показаться, сколько не аукай. Выйду, по морде получу – пройденный урок. Лучше отсижусь. Говорят, рецидивистов тянет обратно