с головы до ног. Я почувствовала, как краска стыда заливает мои щеки, а в груди разрастается болезненный ком. Его отказ был столь же решителен, сколь и вежлив.
– Но я думала… – начала я, мой голос дрожал от сдерживаемых эмоций.
Тристан мягко прервал меня, покачав головой:
– Послушайте, сестра Мариель. Я понимаю, что жизнь в монастыре может быть трудной, особенно для молодой женщины, как вы. Но наш путь – это путь служения и самоотречения.
Его слова, хоть и произнесенные с добротой, разрывали мое сердце на части. Я чувствовала, как рушатся все мои надежды и мечты, которые я лелеяла последние недели. Внутри меня бушевала буря эмоций: стыд за свою наивность, гнев на Изабеллу за ее уроки, которые привели меня к этому унижению, отчаяние от осознания своего положения.
– Я… я прошу прощения, брат Тристан, – прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. – Я не знаю, что на меня нашло.
Но это была ложь. Я знала точно, что на меня нашло – желание вырваться из клетки, в которую меня заключили, стремление почувствовать себя живой, желанной, любимой. И теперь эти мечты рассыпались прахом.
Тристан, казалось, не замечал моего внутреннего смятения. Он отпустил мою руку и отступил на шаг, словно желая поставить между нами невидимую преграду.
– Нет нужды извиняться. Мы все проходим через испытания. Важно то, как мы на них реагируем.
Его спокойствие и уверенность только усиливали мою внутреннюю боль. Как он мог быть таким невозмутимым, когда я чувствовала, что мир вокруг меня рушится?
Когда снаружи послышались чьи-то шаги, приближающиеся к часовне, Тристан встревоженно посмотрел на меня.
– Сестра Мариель, – быстро проговорил он, понизив голос почти до шепота, – позвольте мне проводить вас обратно в монастырь. Не стоит давать повод для слухов и домыслов.
Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Часть меня была даже благодарна за это прерывание, потому что я не знала, сколько еще смогу сдерживать слезы и рвущиеся наружу эмоции.
Мы вышли из часовни, стараясь держаться на расстоянии друг от друга. Тристан шел чуть впереди, его спина была напряжена, а шаги быстры и решительны. Я следовала за ним, опустив голову и борясь с желанием убежать куда глаза глядят.
По пути обратно к монастырю каждый шаг давался мне с трудом, словно к ногам были привязаны тяжелые камни. Тристан молчал, и это молчание только усиливало мое смятение и боль. В ночной тишине были слышны лишь наши шаги и стрекот сверчков в траве.
Когда мы достигли монастырских ворот, Тристан обернулся ко мне. В тусклом свете факелов его лицо казалось усталым и печальным.
– Сестра Мариель, – сказал он тихо, но настойчиво, – я прошу вас, не говорите никому о н
ашей… встрече. Это только усложнит ситуацию для нас обоих.
Я снова кивнула, не доверяя своему голосу. Тристан еще мгновение смотрел на меня, его глаза блестели в свете факелов. Казалось, он хотел что-то добавить, но потом просто развернулся и быстрым шагом направился в сторону своей кельи, его темный плащ развевался