это был не сон. Напротив стоял Льёван – знак его коренного перелома судьбы, нового плетения жизни…
4
– Это ты? – вопрос Дэниела донёсся нотами смятения.
– Ты разве мне не рад? – преспокойно ответил мужчина.
Дэниел провёл давнего знакомого в неосвещаемую гостиную. На несколько минут он отошёл на кухню и в потерянности машинально умудрился правильно заварить душистый чай, вернуться к гостю. Льёван, как запомнилось детству, сел в точности на то кресло, в котором предпочитал наблюдать за его уроками музыки.
Обоюдное молчание витало по комнате. Мрачноватая физиономия Дэниела не насторожила незваного гостя – ему в первые минуты показалось, что ни время, ни спрятанные пороки не искривили чётко-выраженной детской невинности на лице: тёмные, переполненные таинственностью карие глаза, мягкий овал лица и скощенный лоб, соломенные густые и ветреные волосы, меленькие женственные руки, отзывчивые чувственные губы с грустными контурами, приятной ложбинкой. Льёван посмотрел на вздернутый кончик курносого носа: ноздри отметали сентиментальность, замещенную на импульсивность и порывистую целеустремлённость; середина спинки иллюзорно создавала неровность – надломленную уверенности.
– Ну, и что привело вас сюда… – начал говорить Дэниэл, опираясь на предвзятость.
– Хотел увидеть, как ты живешь здесь, «утенок». – с наивной лаской ответил Льёван, и увидел реакцию – показное ехидство ухмылки, и не стал реагировать.
Прозвище «утёнок» кольнуло больнее, чем словесные презрения бывших одноклассников и злорадство мадам Джойс. – только Льёван раньше называть его так. После пары глотков чаю, Дэниел положил чашку на столик, продолжив держать завесу игнорирования. Нескончаемый запас открытости и терпения Льёвана злили – не оставалось иного как спросить: «А как вы поживали, уважаемый Льёван?»
Нынешний Льёван далеко изменился в прошлом образе Дэниела: мужчина раньше имел густой завитой чёрный блестящий волос, а теперь облысел; суровый медвежий подбородок и щёки покрылись густой смолистой бородой, лицо обрисовывалось руническими татуировками, серо-жёлтые метайские глаза выдавали воинственную благородность; крепкое двухметровое тело пряталась за мантией, смягчавшая напор мышц; выглаженные морщинки не выдали настоящий возраст (восемьдесят шесть лет) – на вид он выглядел лучше, исключительно моложе сорокалетнего мужчины – здоровым во всех смыслах и достойным античного почитания. Льёван, как неожиданно выяснилось, в действительности был магом. Искренность его чувств и теплоты, словно родственная связь, доверительно обращались к избегающему настрою юноши:
– Нет, ты всё же изменился, Дэниел – сказал он, не подразумевая, что на мгновение разочаровался в идеале долгожданной встречи.
– Как и все. – ответил Дэниел. Он ожидал подобной стратегии – его жалящее чутьё, намеревалось оскорбить тонким